–Да ладно, ладно,– с досадой проговорил Шаман.– Умеешь ты, Медведь, повернуть наковальню так, что я всегда сволочь распоследняя, а ты самый умный.
–Ну, среди нас двоих, думаю, так и есть,– хмыкнул Медведь.– Я самый умный, это факт, зато ты самый здоровый.
–И тупой как валенок, ага,– буркнул Шаман.– Сила есть, а ум – попозже.
–Уважаемые братья,– подал я голос снизу, усилием воли подавив желание заорать еще разок от усиливающейся боли в той части руки, которая у меня осталась.– Можно вас попросить об одной вещи? Вы если хотите меня спасти, то можно уже начинать. А лучше добейте – так и вам меньше геморроя будет на ваши головы, и мне все это уже порядком надоело.
–Хех, надоело ему,– хмыкнул Шаман.– Тебе одному, что ли, надоело? Типа, думаешь, взрослые зрелые мужики за хабаром в вашу Зону лезут? Они туда за альтернативой лезут – или разбогатеть, что маловероятно, или сдохнуть, что на зараженной земле раз плюнуть. И обе альтернативы их устраивают, ибо примерно после тридцатника приходит понимание того, что лучше жизни уже не будет. И выхода три: либо тянуть эту тухлую лямку до финала, либо разбогатеть, либо сдохнуть. В идеале чтоб как свет потушили, раз – и всё. Но и как получится тоже устроит тех, кого вот это все вконец задолбало. Поэтому ваша Зона многим как свет в окошке, единственный выход в этой жизни: или туда, или сюда…
–Слышь, философ,– перебил Шамана Медведь.– Ты если еще минут пять протрендишь, наш сталкер точно отъедет туда, где недовольных нет и всех все устраивает. Давай уже, взяли его и понесли, зря, что ли, веревку на него потратили.
–А что с ней?– удивился Шаман.– Хорошая веревка, прочная.
–В крови вся она уже,– кивнул на мою руку Медведь.– И отстирать непросто будет, все равно пятна останутся.
–Да уж, считай, угробили годную нулёвую веревку,– кивнул Шаман.– Надо было ей не руку этому сталкеру перетягивать, а шею. Так бы хоть точно полезную вещь не зря потратили.
Я хотел было сказать Шаману все, что о нем думаю, но не стал. И не потому, что такой покладистый,– просто голова закружилась от кровопотери и как-то по барабану стали любые разборки. Когда видишь свою конечность отдельно от тела, совершенно все равно становится, кто что о тебе думает или говорит. Пусть хоть весь язык себе об зубы сотрет, плюясь желчью в твой адрес,– пофиг. Если мозги еще варят после такого ранения, в них только две мысли бьются: как жить дальше и надо ли вообще дальше жить? А все остальное на фоне случившегося так, звуковая шелуха, не более.
Медведь, кстати, тоже проигнорировал жестокую шутку брата – видимо, привык за время совместного житья.
–Пулями дум-дум стреляли,– заметил он, повнимательнее рассмотрев мою рану.– Сволочи. Они ж в том мире запрещены конвенцией.
–У наемников во всех мирах одна конвенция: толщина их кошелька, и на остальные им положить с пробором,– сказал Шаман.– Ну что, ладно, понесли так понесли, если ты считаешь, что оно нам реально надо.
После чего схватил меня как мешок с углем, закинул на широченное плечо и понес легко и непринужденно, словно я ничего не весил. Да уж, силища у кузнецов была неимоверная. Встречаются изредка среди рода человеческого эдакие уникумы – не иначе, мутанты, по-другому я такую генетику объяснить не могу.
Ехать на плече в положении вниз головой после серьезной кровопотери и перенесенного болевого шока было неудобно, потому я благополучно потерял сознание – и очнулся уже в положении лежа на широком неважно оструганном деревянном столе, по обеим сторонам которого стояли кузнецы и смотрели на меня словно на неважную металлическую болванку, из которой собирались попробовать выковать что-то путное. И, судя по их взглядам, оба сильно сомневались, что их затея удастся.
–Можно сделать протез из тантала, выдержанного в «ведьмином студне»,– видимо, продолжая уже высказанную мысль, произнес Шаман.– Мясо с оторванной руки снимем, протез им обернем, может, и приживется.
–У этого плана где-то процентов тридцать вероятности успеха,– с сомнением в голосе сказал Медведь.– Этот сталкер, конечно, наполовину мутант, но вряд ли настолько, чтоб в его организме прижился такой протез. Но твоя безумная идея насчет «ведьмина студня» меня натолкнула на одну мысль. Что, если попробовать заразить Снайпера волосохвостом?
Шаман удивленно поднял брови, отчего на его лбу образовалось несколько мясистых складок.
–И эти люди что-то говорят насчет моей безумной идеи,– фыркнул он.– Интересно, кстати, как она связана с протезом на основе «ведьмина студня»?
–Безумием, и только,– пожал плечами Медведь.– Понимаю, что никто до нас этого не делал, но вот смотри: волосохвост, конечно, питается кровью носителя, но в то же время он паразит правильный: вотличие от глистов, например, или той же онкологии жрет хозяина изнутри ответственно. Заботится о нем, лечит, поддерживает оптимальное физиологическое состояние. Как люди скот выращивают, например, или урожай. Хочешь покушать – изволь холить и лелеять пищу для того, чтобы она была вкусной и полезной.
–То есть ты предлагаешь просто пришить ему руку как придется, а потом заразить волосохвостом, и пусть эта тварь сама соображает, как ту руку нормально прирастить и вылечить. Я тебя верно понял?– уточнил Шаман.
Медведь снова пожал плечами.
–Ну, мы с тобой не хирурги, на другое учились. Ну да, пришьем на глазок. А там, где мяса и костей не хватает, напихаем свинины – не случайно ж вчера поросенка зарезали, думаю, это провидение. Свиное мясо по составу похоже на человеческое, а там пусть волосохвост сам разбирается со строительным материалом.
Я слушал все это, и идея кузнецов мне совершенно не нравилась. Но, с другой стороны, перспектива остаться без руки мне не нравилась еще больше, потому я встревать не стал – альтернативы-то, в общем, не было.
–Ну, давай попробуем,– фыркнул Шаман.– Ща иголку с ниткой принесу, а ты в подпол сгоняй, вроде была у нас банка с волосохвостом. Если не сдох еще, конечно.
–Не должен,– отозвался Медведь.– Я ему в прошлом месяце двух тухлых крыс в ту банку засунул, так что он как раз должен проголодаться.
Я молчал, притворяясь, что сознание ко мне так и не вернулось – что отчасти было правдой, так как я плавал где-то на границе между явью и забытьем. Пусть эти кузнецы делают что хотят, может, я с их экспериментов поскорее сдохну.
Шаман вернулся быстро со здоровенной цыганской иглой, в которую была продета суровая нитка, полиэтиленовым пакетом с кровавой требухой и свежей костью – полагаю, свиной. А еще за широким поясом у него было заткнуто топорище без следов использования – похоже, новое, недавно вырезанное из деревяхи.
–Очнулся?– хмыкнул он, заметив, что я за ним наблюдаю.– Ща лечить тебя будем. Ты только не обессудь, обезболивающих у нас нету, как и медикаментов,– у нас с братом любая рана быстро зарастает. Порода такая наша, стало быть, кузнечная, н-да. Так что вместо обезболивающих я тебе топорище принес.
И потянул из-за пояса деревяху.
