–Анечка! Девочка моя!
Утро выдалось солнечным и все еще по-летнему теплым. Нога, вопреки ощущениям, выглядела хорошо. Синяк заметно побледнел, отека не было. Я чувствовала себя отдохнувшей и свежей. В Плесе удивительно хорошо спалось. Сама атмосфера городка располагала к неспешным раздумьям и грезам наяву.
В этот раз я успела к завтраку, и утренний кофе я пила с видом на Волгу. Если и есть какая-то магия красивых среднерусских пейзажей, то я без возражений позволила ей себя околдовать. Захотелось выйти на балкон, гаркнуть что-то раскатистое и по-шаляпински басовитое, чтобы окна задрожали, а горожане в удивлении бы сворачивали головы. Но этот план я решила оставить на потом. Задача момента требовала других действий, прежде всего узнать новую фамилию Анны.
Преодолев короткий, но крутой подъем, я вновь оказалась на торговой площади, рядом с Воскресенской церковью. Оттуда по прямой я не спеша добралась до музея.
Наталья Александровна повела меня в административный корпус, находящийся тут же, неподалеку. К нам вышел мужчина средних лет в рубашке поло и светло-серых брюках.
–Добрый день!– поприветствовал он.– Я так полагаю, это вам требуется информация о нашем работнике?
–Да, добрый день!– ответила я.– Сложность в том, что фамилию Анна Алексеевна сменила. Коллеги за давностью лет этого не помнят, но помнят саму Анну.
–Нелегкую вы нам задачку задали!– усмехнулся он.– У нас не весь архив сохранился. При переезде и расширении что-то пропало. Я, кстати, Петр,– запоздало представился он.
–Татьяна, очень приятно.
–Мы уж и так и эдак вспомнить пытались,– пожаловалась Наталья Александровна,– помним, что вот самая обычная была фамилия. Мы и по отчеству-то ее не называли никогда. Просто Аня.
–Неужели ничего не сохранилось?– Дела принимали уже не такой веселый характер.– Нет нигде записей о переводе? Ни карточек учета, ни бухгалтерских выписок? Даже больничных листков?
–Татьяна,– миролюбиво сказал Петр,– не мне вам говорить, что иногда человеческий фактор становится непреодолимым препятствием на пути к порядку. А прибавьте к этому несколько структурных реорганизаций, которые мы пережили. Связанные с этим переезды. А еще нас топило несколько раз очень сильно. Как вы можете видеть, мы находимся на побережье. Берега с тех пор увеличили и укрепили, но так было не всегда. Увы. Мне действительно очень жаль, Татьяна, что не смогли вам ничем помочь.
Мы распрощались, и Наталья Александровна сочувственно взяла меня за руку.
–Как я и сказала, фамилия у нее была самая обычная. Может, даже и Лебедева, но точно не Минц.
–Наталья Александровна,– я хваталась за соломинку,– вы не припомните, переводы в какие музеи Великого Новгорода тогда оформлялись отсюда?
–Знаете, сейчас-то все объединено и, возможно, не все утеряно в потопах, как у нас. Так что, я думаю, неважно, куда вы пойдете. Однако, Танечка, начните с музея-заповедника. Он крупнейший и старейший музей в городе. Возможно, там она и работает до сих пор. Почему нет? Она всегда хотела заниматься наукой.
Наталья Александровна ударила в ладоши, явно пребывая в восторге от собственных умозаключений. Я была склонна с ней согласиться, ведь это ничуть не противоречило житейской логике, бытовой необходимости обустройства жизни, если хотите. Анна совершенно точно была амбициозна, на это указывал хотя бы смелый побег из Тарасова, а в Великом Новгороде возможностей куда как больше, чем в сонном и очаровательном Плесе.
Моя командировка подходила к концу. Ехать дальше прямо из Плеса я не решилась. Стоило навести справки, возможно, сделать официальный запрос. И, кроме всего прочего, трястись почти двенадцать часов за рулем не входило в список моих желаний на этот год.
Дорога обратно, по моим ощущениям, заняла какое-то безумное время, хотя я не делала остановок. Ко всему погода стала портиться, и на подъезде к Тарасову уже основательно поливало. Я накинула на себя куртку. Отчаянно хотелось кофе и хоть что-нибудь на ужин. Отчего-то вспомнился Александр и его куры. Если я все правильно помнила, они до сих пор должны лежать в моем холодильнике. Размяв затекшую поясницу, я, ощутимо хромая, побрела в квартиру.
Еще на лестнице я уловила знакомый запах. Так пахла моя квартира. Сандалом и горячим песком. Спасибо Ленке и ее внезапной стажировке во Франции, на память о которой у нее осталось разбитое сердце и дорогой домашний парфюм у меня.
Я перекинула сумку через плечо и расстегнула кобуру. Дверь была чуть приоткрыта, и я приготовилась тихим татем проскользнуть внутрь. Теперь сложно сказать, как бы оно все повернулось, получись у меня это осуществить. Но неотвратимая, как судьба, передо мной возникла моя соседка, милейшая женщина и отличник здравоохранения, баба Шура.
–Танечка, доченька, айда сюда, что скажу тебе!– запричитала она на весь подъезд, начисто выдавая мое присутствие.
–Да, баба Шур, можно я к вам чуть позже зайду?– Это была жалкая попытка, от этой женщины еще никто не уходил.
–А я быстро, доченька, быстро!– закивала она и взяла меня за руку, побуждая наклониться к ней.– Ты отца-то своего чего на порог не пускаешь? Такой мужчина хороший. Я и чаем его напоила. Думаю, дай пирожков ему постряпаю.
–Отца?– не поняла я.
–Такой он у тебя мужчина импозантный и не старый еще. Я ему и давление померила, говорит, сердце прихватывать стало. Я его в квартиру твою пустила. Пусть отдохнет там, я ему корвалола накапала десять капель. Может, отпустит.
–Там сейчас мой отец?– жутким шепотом спросила я.
–На-ка вот,– сунула она мне эмалированную тарелку, прикрытую салфеткой,– пирожки с картошкой, угости папу-то. Я посмотрела, у тебя ж ничего не приготовлено. Таня, ты же взрослая женщина. Надо следить за домом.
Последняя фраза была брошена почти с укором, а я поняла, что давно не меняла замки и слишком доверяю старушкам, пусть даже таким несгибаемым, как баба Шура.
Я зашла внутрь. В гостиной никого не было, в воздухе витал незнакомый запах мужского одеколона. С кухни донеслось покашливание, и голос, который я уже и не надеялась услышать, произнес:
–Татьяна Александровна, что же вы в дверях стоите? Проходите, не стесняйтесь. И пирожки сюда несите, я как раз чайник поставил.
За столом, на моей маленькой кухне, занимая почти все пространство, сидел и самодовольно улыбался в красную лоснящуюся физиономию Матренин. Легкие синяки под глазами красноречиво свидетельствовали о том, что нос чиновника не смог пережить моего удара.
Глава 21
–Чем обязана, Артем Леонидович?– задала я очевидный вопрос, ставя на стол тарелку с пирожками.
–Обязана, Танюш, обязана,– зло ответил мужчина,– хотя бы моей разбитой физиономией. Не советую, кстати, снова пистолетиком размахивать.
–И не думала, учитывая, что вы тут точно не в одиночестве.– В подтверждение моей правоты из-за моей спины появился рослый парень лет двадцати шести с переломанными ушами и криво сросшейся носовой перегородкой.
