Зинаида Павловна решительным голосом потребовала отчет об анализах сына. Сергея срочно госпитализировали сегодня ночью с подозрением на повторное отравление. Казалось бы, ерунда для молодого и здорового организма, но сыну не становилось легче.
–Женщина, я вам сказала, что сейчас будет утренний обход и доктор вам все сам расскажет,– почти кричала дежурная медсестра.– У меня нет такой информации.
–Это какой-то бардак!– не сдавалась Зинаида Павловна.– Вы хотя бы дайте список препаратов, я бы пока купила их! Хоть что-нибудь вы можете мне сказать?!
–Успокойтесь, женщина! Иначе я сейчас скажу вас вывести отсюда!– Крики становились только громче.
Наконец, внимание женщины переключилось на сидящую возле палаты сына невестку.
–Ты почему здесь?– на этот раз она говорила тихо.
–Сережа попросил меня выйти,– ответила Анна.
–Конечно, попросил,– женщина приблизилась к девушке,– он настоящий мужчина и не показывает собственной слабости. Однако ты никогда… Слышишь? Никогда не должна оставлять своего мужа, особенно в таком состоянии!
Она перевела дыхание и продолжила, на этот раз с уничижительной интонацией:
–Если бы ты тщательнее следила за тем, что и как ест мой сын, он был бы здоров. Но ты, Анна, в очередной раз показала свою полную несостоятельность!– отчеканила она и ушла к сыну.
Анна тихонько всхлипнула. Это было невероятно тяжело. Все должно было быть совсем не так. Должна была быть любовь и поддержка, веселые ужины и совместные выходные. А получилось одиночество и упреки. Какая-то бесконечная работа, которую невозможно сделать правильно. Это было невыносимо. Она не справилась.
Анна задержала дыхание, когда очередной болезненный спазм «потянул» висок.
–Почему посторонние на этаже?– услышала она сквозь боль.
Открыв глаза, она увидела старшую медсестру в сопровождении врача, мужчины пятидесяти лет, и еще нескольких специалистов.
–Я вам рассказывала,– ответила женщина за Анну.– В палате, видимо, мать. Вот с ней будет сложно.
–Как, вы говорите, фамилия?– уточнил доктор, входя в палату.
–Минц,– ответила медсестра,– повторная госпитализация.
Дверь за ними закрылась, и Анна снова тихонько всхлипнула.
В профессии сыщика есть свои приметы, которые непостижимым образом работают. Ты можешь быть прожженным циником и материалистом, но свой закон подлости и тебя положит на лопатки. Никогда, слышите, никогда нельзя радоваться неожиданной удаче раньше времени! Пока преступник не пойман, пропавший не сидит прямо перед тобой, а наследственные споры не разрешились подписью нотариуса, работа не окончена.
Я всего лишь на секунду забыла об этом, позволив себе представить развязку, как реальность неприятно опустила меня на землю.
–Мы не даем личной информации о преподавательском составе. Анна Алексеевна вышла на пенсию и у нас не работает,– строгий голос секретаря учебной части разрушил мои надежды.
Вычислить по фамилии и месту работы, которые дал мне Евгений Альбертович, где может быть моя Анна, не составило труда. Некая Васильева числилась доцентом на кафедре этнографии. Ее фото я нигде не обнаружила, но статьи ее авторства и несколько учебных пособий я нашла. Сомневаться, что это именно она, не приходилось. Я была уверена, что вот наконец нашлась пропажа! И вот сейчас выясняется, что Анна снова ускользнула от меня.
–Я, наверное, не так выразилась,– это дело буквально рассыпалась у меня в руках,– понимаете, я тоже занимаюсь Русским Севером. Мне необходима Анна Алексеевна в качестве рецензента. Возможно, на кафедре кто-то знает, как с ней связаться?
–Соединяю,– сдалась секретарь, и в трубке заиграла мелодия ожидания.
Щелчок. Тяжелый вздох. И сквозь гул голосов на заднем плане я услышала тихое:
–Кафедра этнографии, здравствуйте!
Глава 29
–Ты!– возбужденный голос Зинаиды Павловны выдернул Анну из забытья.– Ты!– повторила женщина.– Все-таки загубила мне сына, мразь! Ты убила его! Ненавижу!
Она подскочила к девушке и стала таскать ее за волосы из стороны в сторону. А потом в каком-то исступлении бить кулаками по плечам, голове, всему, что попадало под ее руки, издавая не то стоны, не то выкрикивая ругательства. Все тонуло в бессвязном плаче безутешной матери.
Анна сидела тихонечко, сжавшись и закрывая голову руками. Она не сопротивлялась, не возражала, только снова плакала, соглашаясь сразу со всеми обвинениями. Она и только она не справилась. Уж в который раз не справилась.
К ним подбежали и оттащили рыдающую Зинаиду Павловну.
–В ординаторскую ее, и магнезию ей вколите. Пусть полежит. Девушка, вы как?– склонился над ней мужчина.– Голова болит?
–Все хорошо,– спохватилась Анна, поспешно приглаживая растрепавшиеся волосы.– Что с Сергеем? Что-то серьезное?
Она встала, чтобы быть на одном уровне с врачом.
–К сожалению. Ситуация очень тяжелая, мы, к сожалению, мало чем можем помочь. Отравление грибами бывает смертельным, и, к сожалению, это тот самый случай. Мужайтесь,– он положил руки ей на плечи,– у вас есть возможность попрощаться. Многие лишены этого, и поверьте, это в разы тяжелее.
–Не поняла.– Анна ошарашенно посмотрела на доктора.– Сережа что, умрет?
–Боюсь, что повреждения печени уже необратимы. Пожалуйста, не теряйте времени зря. Идите к мужу.– Он подвел ее к палате и открыл дверь.
Анна снова увидела Сергея. Он лежал под капельницей и часто дышал.
–Не хочу засыпать,– сказал он, обращаясь к жене.– Хочу видеть.
–Сережа, прости,– прошептала Анна.
–Мать… Где мама?– Он смотрел куда-то в сторону.
–Ей стало плохо, но она скоро обязательно придет,– ответила девушка.– Тебе что-нибудь нужно?
–Мне конец, да?– спросил он.
–Да,– отчего-то произнести это оказалось легко.
–Не пожили мы с тобой, Анька, до старости.– Девушка недоверчиво посмотрела на мужа.
Неужели он пытался шутить?
–Сережа, прости меня,– вновь повторила она.
–Мать позови.– Он стиснул зубы, видимо, переживая очередную болезненную волну, и отвернулся к окну.
Анна выбежала из палаты и побежала туда, куда еще недавно под руки уводили ее свекровь.
На кафедре этнографии мне долго ничего не могли сказать. Лаборантка, что ответила мне, только недавно приступила к работе и знала только тех преподавателей, которых успела увидеть за те несколько недель, что длилась ее служба. Завкафедрой отсутствовал, а больше помочь мне никто не мог, шут его знает почему.
