–И ты все равно не просыпаешься?
–Если мне будет достаточно больно,– пожимает она плечами.
Я тяжело вздыхаю. Не знаю, что мне делать с этой девчонкой. Это просто чудо, что она до сих пор не получила серьезных травм.
–Ты к кому-нибудь обращалась? К какому-то специалисту?
–Когда я была маленькой – но от этого становилось только хуже.
Я бросаю на нее озадаченный взгляд, с трудом представляя, как эта ситуация может стать еще хуже.
–Каким образом?..
Она лишь качает головой. Очевидно, даже в этот день признаний есть вещи, которые она не готова мне открывать. Ничего, я могу подождать: пока что я не заслуживаю ее доверия, но это обязательно изменится.
–Так не может продолжаться, Оливия. Ты должна это прекратить.
–Думаешь, я сама этого не хочу?– У нее вырывается печальный смешок.– Ты знаешь, как унизительно ловить машину, стоя на дороге босиком в пять утра? Или стучаться в двери к незнакомцам и говорить, что ты понятия не имеешь, где находишься и как сюда попала?
–Господи боже,– выдыхаю я.– Никогда не езди автостопом!
–У меня не было выбора! Иначе я бы не успела на забег.
–Ты попадешь в беду: это гораздо хуже, чем пропустить соревнование. На самом деле, скорее всего, ты уже попадала в беду…
Она закрывает глаза. Я начинаю понимать, как отвечает Оливия. Всякий раз, когда она не начинает спорить с пеной у рта, это означает ее неохотное согласие. Значит, как минимум однажды она уже пострадала, и подозреваю, это было ужасно.
–Но должно же быть какое-то снотворное, которое тебе могут назначить,– настаиваю я.
–Да, и весь следующий день я буду как зомби. Думаешь, сегодня мой бег был дерьмовым? Ты еще не видел, как я бегаю после транквилизаторов.
Как она вообще может думать, что соревнования настолько важны, чтобы ради этого рисковать жизнью?
–Есть вещи важнее, чем бег.
Она смотрит на меня как на сумасшедшего:
–Не для меня.
Эта девушка… Эта глупая, глупая девчонка. Неужели она не понимает, как сильно может пострадать? Что она может потерять вообще всё за одно мгновение?
–А как насчет твоей жизни?– спрашиваю я.– Разве она не важнее, чем бег?
Она поворачивается, приподняв одну бровь; ее взгляд мрачен и непримирим. Для нее нет ничего важнее – это ответ, который я слишком хорошо понимаю. Именно так я сам относился к скалолазанию.
Следующие несколько дней проходят без происшествий. Оливия не опаздывает на тренировки, выполняет все, о чем я прошу, выслушивает замечания молча, даже не хмурясь и не отпуская едких комментариев, но при этом упорно избегает моего взгляда. Она хорошо притворяется, однако я начинаю подозревать, что ее суровая маска существует не просто так. Возможно, за ней скрывается нечто настолько хрупкое, что она сама не уверена, сможет ли выжить без этой защиты.
Это снова случается в пятницу. На тренировке она едва справляется с нагрузкой и в итоге отстает настолько, что бежит с самыми медленными девушками в команде. Я почти сдаюсь и велю ей остановиться. Когда они возвращаются на стадион, ее конечности дрожат и по мышцам пробегают спазмы. Она обхватывает себя руками в тщетной попытке это скрыть. По-прежнему не глядя мне в глаза.
–Хорошо позанимались, девочки!– кричу я.– Можете идти, увидимся в понедельник. Наслаждайтесь последней свободной пятницей.
Финнеган поворачивается, чтобы последовать за остальными, но я останавливаю ее:
–Оливия, задержись.
Она кивает, не поднимая взгляда. Ее колени так сильно дрожат, что стучат друг о друга. На это больно смотреть. Сколько же силы воли ей требуется, чтобы не отставать от команды в такие дни, когда она уже не способна пробежать даже несколько метров?
Я говорю ей присесть и протягиваю воду.
–Что нам с этим делать?
Она бросает на меня быстрый взгляд, одновременно панический и сердитый, и сразу отводит его.
–Я не знаю. Если бы знала, уже бы что-нибудь сделала.
–От чего это становится лучше? От чего – хуже?
–Переутомление,– отвечает она.– От переутомления становится лучше. А от стресса – хуже.
Я обращаю взгляд к стадиону, переваривая услышанное. Это означает, что наши тренировки создают идеальные условия для проявления ее проблемы: они дают недостаточно нагрузки, чтобы утомить ее перед сном, и вдобавок тонны стресса. И на них я веду себя так, будто она потеряет стипендию в ту же минуту, как только облажается. Казалось бы, не нужно быть гением, чтобы тренировать команду по кроссу, и все же в данной ситуации я не понимаю, как ей помочь.
–Но у твоих родителей должен же был быть способ как-то тебя останавливать,– говорю я.– Они не могли позволить ребенку просто так сбежать посреди ночи.
Она переводит на меня взгляд, и на мгновение я опять замечаю в ее глазах это маленькое уязвимое существо, прежде чем оно успевает скрыться. Оливия качает головой:
–Ничто меня не останавливало.
Боже… Мысль о том, что она вот так убегает по ночам, меня всерьез беспокоит. Она думает, что способна со всем справиться, но правда в том, что она ростом метр семьдесят и весом килограммов пятьдесят. Вероятно, ее может одолеть даже крупный ребенок. Когда я думаю о том, что ей приходится добираться домой автостопом…
Эта мысль, словно камень, остается лежать у меня в животе.
–Ты же знаешь, что если окажешься слишком далеко от кампуса, то всегда можешь позвонить мне?– наконец спрашиваю я.– Или если тебя просто нужно будет подвезти? В любом случае, ради бога, больше не езди автостопом.
–И как же мне это сделать, Уилл?– Она почти улыбается.– Когда я выбегаю из дома, то не останавливаюсь, чтобы захватить телефон.
Ну конечно, господи, она права. Мне невыносима мысль о том, что ей опять придется идти на риск, когда это повторится…
–Тебе нужно пойти к психотерапевту.
–Это ничего не даст,– категорически заявляет Оливия.
–Я неправильно выразился. Я имел в виду, что ты идешь к психотерапевту. Это не обсуждается.– Она награждает меня свирепым взглядом, заставляя рассмеяться.– Ты снова смотришь так, словно желаешь мне смерти, так что, по крайней мере, все возвращается на свои места.
Ее губы слегка дергаются. Все неприятности, которые она уже успела доставить, кажутся мне незначительными в тот момент, когда я вижу этот намек на улыбку.
Глава 15
