–С ней предстоит много работы,– только и отвечаю я.
И это такое преуменьшение, что, честно говоря, больше похоже на откровенную ложь.
После разговора с Питером я отправляюсь на ферму своей матери, по дороге поглядывая на пятерку горных вершин вдалеке, на которые я раньше взбирался. Не знаю, насколько это иронично – по крайней мере, это определенно дерьмово. Судьба смеется мне в лицо, втирает соль в мои раны…
Я поднимался на эти вершины, когда был младше, и всякий раз это происходило вопреки желанию моего отца. Каждое такое восхождение заканчивалось ссорой, из-за чего моя любовь к альпинизму видоизменялась и превращалась из чего-то чистого и светлого в нечто, полное злобы и непокорности. Вспоминая все те восхождения и свое безрассудство, я вынужден признать, что в каком-то смысле отец был прав. Мне действительно нужно было повзрослеть, но я никак не мог этого сделать. А когда мне это удалось, стало слишком поздно, и теперь отец уже никогда этого не увидит.
Наша ферма фактически работа на полный день, которую отец оставил мне после смерти, хотя я никогда не испытывал желания этим заниматься. Она уже приходила в упадок, когда я ее унаследовал. Помимо этого, я работаю тренером – это лишь подработка, позволяющая оплачивать учебу моего младшего брата, но не более того. Из-за двух работ и долгов, также завещанных отцом, мне попросту не хватает часов в сутках (и вряд ли это когда-нибудь изменится), так что дни альпинизма остались для меня в прошлом. Иногда я задаюсь вопросом, смотрит ли отец на меня с небес. Вероятно, он сейчас от души смеется над тем, как все обернулось.
–Джексон вообще приходил этим утром?– недовольно спрашиваю я, зайдя в дом. Мы продали часть фермы, но оставшегося объема работ все равно слишком много для нас и наших помощников, нанятых на неполный рабочий день.– Конюшни выглядят дерьмово. Скорее всего, потому что они и были переполнены дерьмом.
Мама лишь вздыхает:
–Да, приходил. Ты и сам понимаешь, как все устроено, Уилл.
Да, я понимаю. Никто не станет убиваться из-за сезонной работы или работы на неполный рабочий день. Для всех, кого мы нанимаем, это только временный вариант, пока человек не найдет что-то получше.
–Как дела на работе?– спрашивает мама.
«Не очень»,– думаю я, но не говорю этого вслух. Она и так чувствует себя виноватой из-за того, что мне вообще приходится заниматься фермой.
–Довольно хорошо. В этом году команда выглядит неплохо.
–Как новенькие девочки?
–У одной есть потенциал.– Эти слова слетают с моих губ, прежде чем мозг успевает их осмыслить. Я не знаю почему, но что-то в этой девушке вызывает у меня желание поговорить о ней и в то же время – желание притвориться, что ее не существует. Мама отворачивается к плите, что-то помешивая в кастрюле.
–Что ж, у тебя есть четыре года, чтобы над ней поработать,– отвечает она. Я наклоняюсь вперед, облокачиваясь на стол.
–Всего два: она к нам перевелась.
–Точно,– кивает мама.– Это Оливия, верно? Питер рассказывал о ней.
Я удивленно приподнимаю бровь. Питер был другом нашей семьи всю мою жизнь, однако я не думал, что он обсуждает с мамой работу. Это немного странно.
–Она действительно быстро бегает, но эта девчонка неуравновешенна,– вздыхаю я.– Ее проблем хватило бы на целую бригаду психиатров.
Мама мягко улыбается, как всегда делала в детстве, когда я выходил из себя. Как будто мое раздражение всего лишь милое ребячество.
–Уилл, она ведь к вам только пришла,– упрекает она.
«Да, она только пришла – и ее личное дело уже толщиной с кулак из-за докладных».
–Питер тебе говорил, что она натворила в Техасе?
–Да,– отвечает мама,– и я прекрасно помню времена, когда ты и сам не мог шагу ступить, чтобы не оказаться на заднем сиденье полицейской машины. Возможно, тебе не стоит судить о ней слишком строго.
Может быть. Вот только я никогда не пытался кого-то убить.
Глава 7
Оливия
Следующие две недели похожи на повторение первой: янадрываюсь на тренировках, а Уилл ведет себя как полный засранец.
Тренировки два раза в день настолько выматывают, что сны вообще перестали мне сниться. Я выкладываюсь по полной ради этого ублюдка, и то, что я до сих пор его не послала, заслуживает уважения. На самом деле за такое достижение я заслуживаю чего-то покруче – например, новенькую тачку или поездку в Диснейленд.
Эрин теперь не только ест вместе со мной: из данных о нашей команде она выписала номер моего телефона и начала слать эсэмэс. Это невероятно раздражает. На первые сообщения я еще отвечала.
Я:
Разумеется, она ответила еще одним эмодзи. Не знаю, почему я вообще до сих пор ее не заблокировала.
Вскоре она стала не единственной, кто пристает ко мне за обедом. Сначала к нам присоединилась Николь, за ней – Меган: девушка с таким объемом темных кудрей, что ее голова заслоняет мне половину кафетерия. Затем за нашим столиком появилась светловолосая девушка по имени Ханна: она тише, чем остальные, но все равно недостаточно тихая.
Бетси со своей небольшой компанией сидит за отдельным столом. Такое ощущение, что мы две соперничающие группировки, и наверняка Эрин и эти девчонки со мной милы только потому, что я бегаю быстрее Бетси и таким образом смещаю баланс сил в их пользу. Понятное дело, их привлекает не моя обаятельная личность: каждый день я лишь слушаю их болтовню в угрюмом молчании.
Десять процентов разговоров идет о беге. Все остальное – о парнях.
–Завтра на тренировке ты увидишь бегунов из мужской команды,– говорит мне Николь за неделю до начала учебы.
Мне абсолютно плевать на парней из мужской команды – бегуны слишком тощие, на мой вкус. Я скорее предпочитаю телосложение Уилла (однако стоит мне осознать эту мысль, как у меня возникает острое желание промыть мозги хлоркой).
–Ммм, и Эрин сможет увидеть Брофтона,– поддразнивает Меган.
–Дэн Брофтон, бесспорно, самый сексуальный парень в команде,– сообщает мне Эрин.– Не считая Уилла, конечно.
Раздается множество озорных смешков.
–Уилл и так не в счет, он не в команде,– возражает Николь.
–Но вот если бы был…– многозначительно говорит Ханна, что снова вызывает море хихиканья.
Тренеры не могут встречаться со студентами, но даже если бы могли – не представляю, что может привлечь девушку в таком мерзавце, как Уилл… Ладно, на самом деле я вполне могу себе это представить. Однако я отказываюсь себе это позволять.
