–Да,– ответил министр Мансин, и я задумалась, кто ему сообщил и что он знает.
Наверное, он обрадовался уходу Раха, даже на время, ведь видел в нем угрозу будущему империи. Угрозу мне.
–Поскольку Рах э'Торин дезертировал накануне битвы с Гидеоном э'Торином, это лишь усиливает мою тревогу по поводу того,– он посмотрел на Эзму,– что мы отправили левантийцев на поиски их соотечественников. Я доверяю им не больше, чем рассказу госпожи Сичи о самозваном императоре. Прошу прощения, министр, но когда, как не сейчас, говорить откровенно.
–Вы извиняетесь перед министром, а не перед предводителем левантийцев, чью честь вы только что опорочили?– сказал генерал Йасс обманчиво спокойным тоном.– Теперь я понимаю, почему в Кисии так долго считали нас лишь варварами, от которых следует избавиться.
Сидящий рядом с ним генерал Алон одобрительно буркнул, все беспокойно заерзали, хотя это и не имело отношения к предложенным изменениям планов. История наших отношений с разными горными племенами была малоприятной и кровавой, но я плохо знала, каким образом их включили в ряды армии. Однако слишком хорошо представляла себе, как эти же люди с тревогой говорят о союзе с горскими воинами. Империя, казалось, определялась тем, кого мы больше всего ненавидим, кто меньше всего похож на нас, даже если иногда это были другие кисианцы. Проклятые северяне. Жалкие южане. Я давно хотела исцелить наши внутренние разногласия, но восстанавливать придется не только отношения кисианцев с окружающими государствами, но и друг с другом.
–Вряд ли стоит сейчас это обсуждать, генерал Йасс,– сказал Михри.– Вне зависимости от нашего прошлого, сейчас мы говорим о левантийцах.
–О левантийцах, к которым я отношусь с большой симпатией. Похоже, всем требуется кровь наших воинов, но стоит только попросить взамен уважения и справедливости, как нам велят быть благодарными только за то, что позволили умереть за вас.– Он посмотрел на меня с полыхающим в глазах застарелым гневом.– Поскольку генерал Михри дал понять, что он против нашего союза с левантийцами, я при всех заявляю, что выступаю за сохранение этого союза, ваше величество. И я ценю, что вы уважаете их, несмотря на все возражения.
Он сложил руки перед собой и обвел взглядом всех сидящих за столом. Он закончил свою речь, но не закончил борьбу и бросал вызов каждому. Эзма как будто не слышала этот разговор, но генерал Йасс говорил не столько от ее имени, сколько от имени своего народа.
Напряжение разорвал министр Мансин.
–Как бы мы ни относились к союзу с левантийцами,– сказал он, вложив в слово «левантийцы» все свое отношение к ним,– полное безумие даже думать о том, чтобы идти против двух армий сразу, если ни одна из них нас пока не атакует.
Безумие. Я повернула голову, и Мансин не моргнув глазом выдержал мой взгляд.
–В Сяне я приняла неверное решение, и оно привело к многочисленным невинным жертвам,– сказала я.– Но больше я не совершу такую ошибку. Да, все кисианцы, вступившие в союз с самозваным левантийским императором, все равно остаются кисианцами. Мы не можем позволить нашим соотечественникам умирать от рук чилтейцев. Не можем позволить, чтобы пал еще один город. Чилтейцы не ждут нападения с нашей стороны. Они считают, что мы будем сидеть сложа руки и выжидать. Это наше преимущество.
–Говоря о событиях в Сяне, не забывайте также, как все это выглядит в глазах тех, кто хочет вас опорочить, ваше величество,– сказал Мансин.– Об этих событиях уже говорят. А если люди увидят, как императрица Мико сначала убила невинных людей, а потом еще и напала на кисианский город, будет трудно объяснить, что они все неправильно поняли.
–Каким образом кто-то может неверно понять мои цели, если мы нападем на чилтейцев, а не на город?– уязвленно откликнулась я.
–Все, что может быть использовано против вас, ваше величество, будет использовано.
Мне хотелось верить, что в его словах нет угрозы, но как бы спокойно он ни говорил, лишь кто-то другой мог ее не заметить, а я в последнее время слишком часто подвергалась критике, чтобы надеяться на что-то иное.
Все по очереди согласно забормотали, и я не могла избавиться от чувства, что они смыкают ряды. То же чувство у меня было, когда меня загнали в угол в Мейляне, а светлейший Батита вел игру за престол – с такой легкостью члены совета приняли точку зрения своего коллеги, но не того человека, кто действительно будет бороться за империю, а не только за себя. Какое безумие – оказаться единственной, кто видит, насколько мрачным выглядит будущее Кисии, если мы ничего в себе не изменим.
Они начали обсуждать, когда лучше всего вступить в сражение и как следить за его ходом, как будто им больше нечего было сказать о моем предложении, после того как от него отмахнулся Мансин. В этот момент я поняла, что не взяла власть. Мне ее подарили. Министр Мансин и министр Гадокой присмотрелись ко мне, оценили, насколько я соответствую их планам и видению, и действовали не ради меня, а ради собственных планов. Даже жертва Мансина в Мейляне, какой бы благородной ни была, таила в себе расчет.
Мне даровали власть. Эти люди даровали мне власть в Ахое. Позволили маленькой девочке развлекаться со своими игрушками, пока они заняты настоящим делом. Вот только я оказалась недостаточно податливой. Недостаточно кроткой.
Я встала, и от удивления генералы замолчали. Сидящая в дальнем конце стола Эзма улыбалась. Возможно, понимала, что я чувствую.
–Благодарю вас за советы,– сказала я.– Но я императрица Кисии и приняла решение: завтра мы идем навстречу чилтейской армии и не позволим Когахейре сражаться в одиночку. Это не обсуждается. Кисианская армия нужна для того, чтобы защищать кисианцев, чего бы это ни стоило. Нет!..– Я подняла руку:– Я же сказала – это не обсуждается, генерал Михри. Детальный план будет утром. А пока я предлагаю вам сообщить солдатам и отдохнуть. Все свободны.
Заколебавшись, они посмотрели на министра Мансина, как будто ожидая, что он возразит, отдаст другой приказ, но, каковы бы ни были его желания, он министр, а не регент, и ему оставалось лишь встать вместе с остальными и поклониться. Генерал Михри вышел первым, пока два генерала из горных племен с величайшим уважением поклонились – всегда следует отмечать подобное поведение, учила меня матушка, потому что какие бы слова человек ни держал при себе, редко кто может солгать всем телом.
Я ожидала, что министр Мансин задержится и будет спорить, доведя нас обоих до изнеможения, но он ушел вместе с остальными, и в шатре остались только генерал Рёдзи и Эзма. Заклинательница сложила руки за спиной и явно не собиралась уходить.
–Заклинательница? Ты хочешь что-то сказать?
–Да,– ответила Эзма,– но наедине.– Она посмотрела на генерала Рёдзи, а когда он не пошевелился, добавила:– Если вы боитесь за жизнь императрицы, то ищете не в том месте.
Ее слова заставили меня с нехорошим чувством задуматься о капитуляции Мансина, но я отпустила Рёдзи кивком. Мы с Эзмой остались друг напротив друга за пустым столом.
