–Да здравствует император Мансин?– сказала я, гордо подняв подбородок.
–Едва ли. Мы считали вас подходящей императрицей, потому что вы объединяете фамилии Ц'ай и Отако, то есть важный символ для тех, кто еще придает этому значение. Вы останетесь на троне, но генералы, советники, гвардия и губернаторы будут выполнять мои приказы.
–Значит, я стану марионеткой?
–Декоративной фигурой.
–Вы так уверены, что получите поддержку?
Мне хотелось бросить ему вызов, но даже я сама услышала в этих словах лишь слабую надежду.
–Ваши советники и генералы тревожатся за империю, как и подобает. Кисия всегда на первом месте.– Он с жалостью улыбнулся.– Можете убеждать простолюдинов, что вы бог, но император Кин уже давно создал прецедент. Все знают, что он не был богом, а Кисия не принадлежала ему по праву. Как и вам. Она принадлежит народу, а вы должны служить этому народу во что бы то ни стало. И по этой причине я ответил согласием на просьбу чилтейцев о подписании договора о границах. Ваш брак с доминусом Виллиусом наконец-то скрепит мир между нами.
Я отшатнулась и глубоко вдохнула, потому что в легких внезапно кончился воздух.
–Что?!– охнула Сичи, первой обретя дар речи.– Лео Виллиус? Отец, он же чудовище. Он способен проникать человеку в голову. Он…
–Как я понимаю, левантийцы его не любят,– прервал ее Мансин.– Его религия противоречит их традициям. Он не позволял им отрезать головы и сжигать трупы. Человека, отстаивающего свои убеждения перед варварами, едва ли можно назвать чудовищем. В любом случае, ты не левантийка, как и Мико.
Мико. Будто я снова ребенок.
–Левантийцы не любят его не из-за веры, отец. Он… не человек. Жестокий манипулятор и…
–Хватит! Ты слишком взвинчена из-за дурного обращения со стороны твоего так называемого мужа. Этот опыт должен научить тебя мудрости. В отличие от варваров, доминус Лео Виллиус будет обращаться с Мико с величайшим уважением.
Я пыталась вспомнить человека, который сидел напротив меня в Мейляне и замышлял государственную измену. Человека, оставшегося на посту, когда его поместье и дочь были в опасности. Его решимость и стремление к цели сохранились, но он был лишь холодной оболочкой своей прежней сути. Прямо как сожженный и пустой Мейлян.
–Договор с Чилтеем,– произнесла я как можно спокойнее, выбрав другое направление атаки.– Он восстановит границы, которые они перешли. Восстановит мир, который они нарушили. Мы дадим им это все в обмен на тысячи мертвецов и десятки сожженных городов. Зачем? С какой стати?
–Потому что иначе война продлится долгие годы, и мы рискуем потерять гораздо больше. Мы понятия не имеем, что еще припасли чилтейцы. Они богаты. Они могут найти других наемников и забрать больше земли, и…
–А если подписать с ними договор, через сколько лет они его нарушат? Через год? Два? Этот цикл так и будет повторяться, только с каждым разом все быстрее и быстрее, пока кипит ненависть. Листок бумаги и брак без любви ничего не изменят!
–Может, и нет, но они слишком сильны, и покорить их не удастся. Так что либо мы заключим мирный договор, либо будем уничтожены.
–Народ это не поддержит. После всего, что они сделали. Люди не примут императора-чилтейца.
Мансин поднял руки, и успокаивающий жест лишь распалил мой гнев.
–Он не будет императором. Лишь консортом. А Кисия привыкла к постоянному чередованию мира и войны с Чилтеем. Мы сражаемся с ними, а потом торгуем, и для простонародья все просто идет своим чередом. На этот раз огонь войны раздували варвары. Их и будут обвинять.
Я знала, что левантийцев заставили сражаться, и понимала, что чилтейцы предлагают мир только потому, что боятся или придумали какой-то изощренный план, но какое значение теперь имели мои мысли?
Мансин снова раскинул руки, утихомиривая гнев, который я так и не выпустила наружу.
–Я служу империи. Я дал присягу, поклялся служить народу Кисии, а не ее правителям, и даже вы мудро признаете, что это самый правильный путь. «Мало шансов на крупную победу или много на скромную», сказали вы, а мир стоит того, чтобы пожертвовать гордостью.
Мне была ненавистна логичность его рассуждений. Противно, что он использовал против меня мои же слова. И я ничего не могла возразить. Он не пошел бы на этот шаг, если бы не был уверен в поддержке.
–И давно вы планировали меня сместить, ваше превосходительство?– спросила я.– Сколько времени вы притворялись верным?
–Я всегда был верен цели, которой вы хотели добиться, и это не изменилось,– высокомерно объявил он.
–Чушь. Вы верны только собственным прихотям, как все двуличные советники и генералы в истории. Можете успокаивать себя ложью, если вам от этого легче, но это не изменит действительности.
–Прихотям? Беспокоиться о судьбе Кисии – это прихоть? Такая же, как спать с левантийцем?
Гнев вынудил меня шагнуть вперед.
–Я с ним не спала,– прошипела я.– Я не сделала ничего плохого. Если бы я была мужчиной, вы бы и бровью не повели.
–Но вы не мужчина.
–В этом-то и проблема, верно? Было забавно дать мне поиграться в правителя, когда вы думали, что сможете меня контролировать, но как только я перестала внимать вашим советам и начала принимать собственные решения, вы побоялись мне довериться. Это выглядит так жалко.
Он тоже шагнул вперед, в заряженное напряжением пространство между нами.
–Вы должны были стать символом силы. Символом мудрости и чистоты, богиней, бесстрашно сражающейся за империю и вдохновляющей солдат.
Чистота. Символ. Не женщина из плоти и крови, с собственным разумом. И сквозь стиснутые зубы я выплеснула ярость сотен позабытых императриц:
–И как я могла не упасть с такого пьедестала?
Мы злобно уставились друг на друга.
–Вы должны были меня слушать,– сказал он.
–А вы должны были доверять мне, а не подрывать мой авторитет при первой же возможности.
Мансин фыркнул.
–Я не делал ничего подобного. Вы и сами справились.
–Я взяла Сян. И Когахейру. Я сражалась с армией самозваного императора и победила.
–И потеряли половину своей армии в засаде.
–И уничтожила в засаде армию светлейшего Бахайна. Вы оцениваете только мои ошибки, но не победы. Проигрывал ли битвы император Кин? Да. Терял ли он солдат? Да. Позволял ли прорывать границу? Да. Отдал ли половину империи моему отцу? Да.
На долю секунды мне показалось, что я его убедила, но Мансин фыркнул и отвернулся.
–Как жалко это выглядит,– сказала я.– Оценивать женщину по более высоким меркам, чем мужчину.
–Вы видите то, чего не существует.
–Да как вы смеете!
