Досчитав до нуля, Амун с криком бросился вперед. Я последовал за ним, наши сапоги скребли по камням, а холодный ветер хлестал по лицу. Словно выпущенные стрелы, мы врезались в солдат на внешнем краю лагеря, прежде чем они успели нас увидеть. Удар в бедро и плечо, чтобы нарушить равновесие, а затем нож в шею или в горло, или в бок – куда легче дотянуться. Не останавливаться, не проверять, мертвы ли они, просто бежать дальше и бить снова и снова.
На этот раз кое-кто из врагов успел натянуть доспехи, и большинство схватило оружие, но мы не давали им объединиться. Один из них зажег факел, призывая остальных собраться. Амун увернулся от него, заступив мне дорогу. Я споткнулся об его ноги и едва не упал, но не мог его винить. Свет означал стрелы, и вскоре одна из них, вонзившаяся в грудь кисианца, заставила других солдат в панике броситься врассыпную.
Мы закололи столько, сколько успели, и продолжили движение.
К тому времени как мы прорвались на другую сторону поля, все тело болело и ныло от усталости. Йитти говорил, что мне нужно отдохнуть и подлечиться, но я снова пренебрег его добрым советом.
Пригнувшись в темноте у моих ног, запыхавшийся Амун начал считать. Капитан Кофи отстал от нас на несколько секунд и теперь пересчитывал своих людей. Он поднял два пальца, но выражение лица в темноте было не разглядеть. Двое убитых? Двое новых солдат? Я слишком плохо соображал, чтобы понять.
Каждая секунда ожидания выравнивала мое дыхание, но гасила огонь в крови, и к тому времени как Амун снова начал обратный отсчет, я был скован и обессилен. Ничего не поделать, я заставил себя двигаться и снова повел группу в хаос кисианского лагеря.
Теперь факелы горели повсюду. Кто-то подбросил дров в лагерные костры, и солдаты собирались вместе, пытаясь обороняться. Мы или неверно рассчитали время, или некоторые группы заблудились, наши люди рассыпались по лагерю. Несколько левантийцев, но в основном кисианцы в темных одеждах рубили врагов, которых когда-то называли друзьями.
Доверясь инстинктам, я в третий раз повел группу в стремительную атаку на лагерь. Солдаты разбегались, а те, кто попадался на пути, поили своей кровью мой клинок. Я мог бы бездумно продолжать эти набеги, но крик Амуна вывел меня из ступора. Краем глаза увидев, как он споткнулся, я тут же повернулся, не успев даже подумать, что в эккафо так не делается.
Амун уже поднялся на ноги, но двое солдат преградили ему путь.
–Вперед! Вперед!– крикнул я капитану Кофи.– Продолжайте двигаться!
Какой-то солдат бросился на меня, но подоспевший капитан вонзил нож в плоть под его поднятой рукой. Кисианец закричал, вытаскивая нож, и попятился, а Кофи на мгновение застыл, придя в ужас от убийства соотечественника, затем повернулся и побежал дальше.
Амун отступил, обнажая одну саблю. Солдаты светлейшего Бахайна приближались, готовые нанести удар. Я вонзил нож в спину одного из них и тут же выдернул, чтобы встретить другого, но когда тот повернулся, Амун вспорол ему живот. Два тела упали на землю между нами, и мы стояли, глядя друг на друга посреди хаоса.
–В эккафо ни за кем не возвращаются,– тяжело дыша сказал Амун.
–И когда объявили кутум тоже. Некоторые из наших правил – полное дерьмо.
Амун со смехом хлопнул меня по плечу.
–Это точно. Так куда мы там бежали?
Вокруг царил хаос: месиво разноцветных доспехов наших и вражеских кисианцев, совершенно беспорядочная атака и оборона. Несколько солдат продолжали держаться вместе, но многие были уже мертвы, ранены или сбежали, не дожидаясь, пока их настигнет удар из темноты. С десяток кисианцев собралось вокруг командующего, выкрикивающего приказы.
–Вот он!– Рядом с нами появилась Лашак с забрызганным кровью лицом. Кисианцы следовали за ней, как сбитые с толку овцы.– Светлейший Бахайн,– указала она на командующего,– ко мне!
Немногие могли услышать ее в грохоте битвы, но десяток солдат в любом случае долго не продержатся.
–Ко мне! Ко мне!– снова закричала Лашак, когда к нам подтянулись левантийцы.– Мы возьмем его живым! Живым! Ко мне!
Внутри меня бушевал триумф, ослабляя боль. Бахайн практически один, его армия рассеяна. Мы его возьмем. Мы победим.
–Ко мне! Возьмите светлейшего Бахайна живым!
Левантийцы и кисианцы в темной одежде бросились на солдат, окружавших герцога. Амун рванул туда, ожидая, что я последую за ним, но я не спеша обогнул собравшуюся толпу, не сводя глаз с этого неизвестного врага. Сейчас Бахайн храбро стоял на месте, но точно побежит, когда поймет, что битва проиграна. Он лучше сбежит, чем даст себя схватить, и когда бросится в темноту, я буду его ждать.
–Ты должен просто дать ему умереть.
В нескольких шагах от меня стоял Деркка с луком в руках. Никто не должен останавливаться и болтать во время боя, но, несмотря на бушевавшую вокруг нас битву, он смотрел только на меня.
–Императрице Мико он нужен живым, значит, мы возьмем его живым,– сказал я.
–Слабый довод, если только ты теперь не кисианский пес.
Я взбесился, но ничего не сказал. Светлейший Бахайн стоял на том же месте, а солдаты вокруг него падали, и все это напоминало дурной сон.
–Левантийцы не берут пленных.– Голос Деркки стал ближе.– Левантийцы не торгуют жизнями. Он умрет или уйдет свободным, других вариантов у нас нет.
–Как будто ты никогда не пятнал свою честь,– прошипел я через плечо, пока светлейший Бахайн что-то кричал своим уцелевшим солдатам. Кольцо левантийцев вокруг них сжималось.– Ты можешь просто опоить его, как меня, и боги это одобрят, верно?
–Ты опасен для нашего народа. Надо было убить тебя, когда была возможность.– Позади меня скрипнула тетива.– Или когда это можно списать на потери в бою.
Деркка переминался с ноги на ногу.
–Ты этого не сделаешь,– бросил я, чувствуя покалывание в спине.
Неужели он так верит в Эзму, что пустит стрелу мне в спину? Более бесчестного убийства собрата-левантийца и не придумать. Если я так и не повернусь, а он выстрелит, боги ввергнут его в тень.
–Ты так думаешь? Разве будущее этого не стоит?
Он выстрелил. Оперение стрелы задело мое ухо, обещая боль – боль, предназначенную не мне. Ошеломленный догадкой, я смотрел, как стрела пролетает между оставшимися солдатами и вонзается в горло светлейшего Бахайна.
–Нет!– закричал кто-то, к его разочарованию присоединились другие голоса, но я не мог пошевелиться, не мог говорить.
Я лишь повернулся и уставился на ученика заклинательницы лошадей. Он с вызовом посмотрел на меня, закинул лук за спину и ушел.
Светлейший Бахайн упал на колени. Собравшиеся вокруг него левантийцы пытались спасти жизнь врага, пока рядом умирали наши раненые собратья. Но было уже поздно.
Светлейший Бахайн был мертв.
18
Мико
