–Я чуть половину шеи не перепилила моей первой жертве,– сказала я.– А один раз я прикончила не ту женщину.
–Я случайно прихватил одного из своих, когда он пользовался ночным горшком.
Я смеялась и он вместе со мной – сдавленно, словно думал, что не стоило смеяться над такими вещами, но удержаться не мог.
–Вот такого я никогда не делала,– сказала я.– Как думаешь, стоит попробовать?
–О, не стоит. Отвратительно неловко и грязно. Тот человек был так смущен, что его застали в такой момент, и свой зад защищал больше, чем жизнь.
Я прекрасно представляла такую сцену и негромко смеялась, прислонившись к стене, по щекам текли слезы.
–Я бы просто не знала, что делать.
–Ну, я его убил,– продолжил Яконо, словно тут сомнений быть не могло.– Но обычно я оставлял тела в подобающем виде, если у меня было время. Но все время на свете не смогло бы меня заставить… очистить этого человека…
Я так хохотала, что уже не могла остановить слез, смех сотрясал меня как приступы кашля.
–…или одеть его. Я даже не знал, есть ли там что-нибудь из одежды. Он, похоже, только что встал с постели, где и должен был находиться. Ох, как я жалел, что не добрался до его дома на пять минут раньше…
Я судорожно вдохнула в уверенности, что никогда так много не смеялась.
–…и в итоге я струсил и выпрыгнул в окно, оставив его слуг в полном смятении. Я едва успел слезть со стены, как услышал в доме их крики.
Я еще раз вздохнула, утирая слезы.
–Ты себя хорошо чувствуешь?– заботливо поинтересовался он.
–Прекрасно,– выговорила я между приступами хохота.– Просто… в жизни не слышала ничего более смешного.
Яконо по ту сторону стены усмехнулся.
–Рад, что развлек тебя рассказом о своих неудачах, Кассандра. Так… приятно встретить того, кто не шарахается от меня. Или не пытается привнести в мою жизнь какого-нибудь бога, чтобы я увидел ошибочность своего пути. Наставник всегда говорил, что так будет, и не стоит обращать внимание на принципы, которые люди декларируют, но не следуют им. Говорил, что и жизнь, и смерть существуют и без нас. А мы позволяем им совершаться с уважением и достоинством. Ну, по большей части. Человек с ночным горшком – исключение.
После краткого молчания он добавил:
–А еще наставник говорил, что мне нужно учиться принимать неполное совершенство, потому что идеала невозможно достичь. Над этим я продолжаю работать.
В наступившей тишине я постепенно отдышалась от приступов смеха, задумавшись, не замолчал ли Яконо как раз для этого, ведь он мог услышать через стену мои приступы кашля, как я слышала шарканье и шелест его одежды.
«Мы должны поспать,– сказала императрица, и я даже удивилась, услышав ее. Пока мы с Яконо беседовали, ее присутствие было почти неощутимо.– Не хотела вас прерывать, вы так наслаждались друг другом. Но нам нужен отдых, если мы хотим что-то изменить».
У меня болели глаза, а нижняя половина тела почти онемела, но мне не хотелось уснуть и оставить Яконо в одиночестве.
«Мертвыми мы ему ничем не поможем. И Мико тоже. Давай спать».
Императрица была права, и я это ненавидела. Ненавидела слабость, болезнь, то, что я вообще оказалась в ловушке этого тела.
–Теперь мне нужно поспать,– сказала я через стену.– Ты… с тобой все будет хорошо?
Спрашивала ли я кого-нибудь об этом раньше? Слова ощущались странными и неправильными, их тяжесть сжимала мне грудь. Не уверена, что мне это нравилось.
–Справлюсь,– отозвался он.– И ты береги себя, Кассандра. Я хочу, чтобы у тебя тоже все было хорошо.
Я не знала, что на это ответить, и позволила императрице взять верх. Свернулась калачиком так, как было удобнее ее телу, и скоро заснула.
Рядом со мной что-то бормотали голоса, и я подняла взгляд. Нет, не я, это Кайса подняла взгляд и увидела профиль Лео.
–Нет, я раньше такого не видел, ничего подобного,– произнес лекарь Ао, покачав головой.– Немного похоже на лихорадку и что-то вроде душевного истощения, но ни то ни другое не сопровождается таким воспалением суставов.
–Мне казалось, вы лучший лекарь в этой местности.
–Так и есть, и со всем профессионализмом я дал вам полную информацию. Я изготовил еще тонизирующего питья, и вы должны заставить ее отдохнуть. Отдых – самое важное при лечении.
–Безусловно,– нахмурился Лео.– Можете идти.
Лекарь Ао выпрямился и вышел, а я опустила взгляд. Дверь открылась и снова закрылась, я продолжала смотреть на страницу. Аккуратные строки поблескивали в свете свечей.
–Ты читаешь очень сосредоточенно,– подходя ко мне, сказал Лео, очень похожий на того Лео, которого я хорошо знала. Этот Лео забрал у меня свою голову и убил капитана Энеаса.– Хочешь найти способ бороться со мной?
Он склонился ближе. Мне хотелось оттолкнуть жар и тяжесть его присутствия.
«Это не он,– сказала себе Кайса.– Не он».
–Нет,– произнесла она вслух.– Я просто читаю Пророчество.
–Ну конечно.– Его теплое дыхание обожгло мое ухо, и я содрогнулась.– Интересное место.
Сердце бешено колотилось, голова кружилась от ужасного страха, хотя я не совсем понимала его причину.
–«Императрица с двумя голосами»,– прочел он.– Ты, наверное, рассчитываешь, что в этом старом переводе так названа двуличная предводительница, и прикидываешь, как убедить меня жениться не на той женщине, чтобы разрушить пророчество.
На мгновение я почувствовала тошноту.
–Нет, я… я просто читала.
–Разумеется, ты читала. Может быть, прикидывала, как вернуть Унуса. Боюсь, не получится. Унус должен уйти, и как только Кассандра немного поправится, она позаботится об этом для нас. Тогда я смогу жениться на императрице Сичи, он мне больше не помешает.
Я увидела его самодовольную ухмылку.
–Но она не поправится.
–Не поправится?– Он схватил меня за плечи, немигающие глаза смотрели прямо в мои.– Что значит «не поправится»?
Я знала, что он может прочесть ответ в моей голове, но все же выпалила злые слова. Этот человек причинял боль Унусу, как Кассандра всю жизнь причиняла боль мне.
–Это императорская болезнь. Поэтому она не поправится. Знахарь говорил, что от нее нет лечения, так что Касс не убьет для тебя Унуса. И долго ей не прожить, она не успеет помочь тебе избавиться от дочери императрицы Ханы и жениться на другой…
Его пальцы стиснули мое горло.
–Но пока они не мертвы.
«Унус, сопротивляйся!»– мысленно призвала Кайса.
Ярость Лео ощущалась тяжестью, как приближение бури.
–Убирайся, жалкое отродье!
