Я опять посмотрела належащего вгробу Септума. Ион посмотрел вответ. Нена покосившуюся деревянную крышу, наменя. Прямо наменя, темже ясным ипронзительным взглядом, который его братья использовали какоружие.
–Проклятье!
Капитан Энеас отшатнулся, изрыгая длинную вереницу красочных женавских ругательств.
–Вот дерьмище!– заключилон, сделал еще шаг назад ис раскатистым грохотом уронил крышку ящика.– Проклятье!– капитан округлившимися глазами глядел наменя.– Он никогда неделал так раньше.
–Никогда?
–Никогда.
Мы скапитаном Энеасом смотрели так друг надруга еще несколько секунд, показавшихся мне целой вечностью. Мне нестоило идти сюда, надо было настоять насвоем идвигаться насевер, догонять удравшую вмоем Богом проклятом теле Кайсу. Надо было бежать безоглядки, совсехног.
«Нотеперь уже слишком поздно. Нужно выбираться отсюда».
–Пора уходить,– согласилась я вслух.– Ведь все они уже узнали, что мы сейчас здесь? Каки то, что мы вместе.
–Да. Да, они знают.– Капитан Энеас зашагал отстены кстене, разворачиваясь вподсохшей грязи.– Проклятье!– снова рявкнулон, пробегая пальцами повымокшим волосам.– Нужно уходить. Вы должны помочь мне его унести.
–Почемубы просто неприкончить его, апотом сбежать?
Капитан изумленно вытаращился наменя, челюсть унего отвалилась. Он, похоже, этот вариант нерассматривал. Новзглянув наящик, покачал головой.
–Нет. Септум, возможно, единственный способ остановитьЛео.
–Что значит «остановить»?
–Он… Ты была права, говоря, что он неостановится вКое, нотолько неради Чилтея. Его святейшество вернулся заСептумом, потому что знал– Лео разыскивает этот ящик. Иеромонах намеревался неподпускать Лео Виллиуса кЗнахарю, чтобы тот… каким-то образом несделал его сильнее. Он надеялся…– бормотал капитан, расхаживая взад-вперед.– Он был уверен, что внезапно проснувшийся интерес других Лео кпоиску Септума означает… означает, что это пустое тело дляних почему-то опасно. Оно их слабость.– Капитан Энеас остановился иобернулся комне.– Ваше величество, если нехотите обнаружить, проснувшись однажды утром, что Лео Виллиус– правитель ибог всего, что было когда-то вашим, умоляю вас помочьмне.
–Я помогу,– сказала императрица. Мне пришлось заставить свое сознание взять надней верх идобавить:– Нокакже насчет моего тела?
«Мы должны, Кассандра,– сказала императрица. Это единственная возможность спасти мою дочь. Спасти Кисию».
«Икакое мне дело доКисии?»
«Тебе нет дела нидо чего, ноты вмоем теле, ая умираю. Дай мне сделать это. Дай исправить хоть часть того, что я натворила, прежде чем я уйду».
Ее слова пробудили страх, который я старательно подавляла, ноон возвращался вместе стерзавшим меня вопросом. Что случится сомной, если это тело умрет?
Стоявший увыхода капитан впился вменя взглядом, чтобы я неотважилась отказаться, словно напоминая отом, что он мог оставить меня тонуть вгрязи. Мне плевать надолги, однако императрица права. Лео хочет заполучить Септума, значит, нельзя его отдавать– тому Лео сбезумным взглядом, который совсем недавно пытался нас убить.
Я скрестила руки нагруди исердито взглянула накапитана– лучше так, чем признаться, что императрица права. Признать, что я боюсь здесь умереть.
–Хорошо, я помогу,– согласиласья.– Ноты должен сказать «пожалуйста».
Губы капитана дрогнули внастороженной улыбке.
–Неужели?
–Должен. Вечно все забывают провежливость.
Его улыбка превратилась вгримасу.
–Хорошо, госпожа Мариус. Пожалуйста. Мне нужна ваша помощь.
–Так ибыть, помогу. Идем.
Глава29
Мико
Гребень воткнулся вколтун, игорничная цокнула языком. Уменя небыло времени искупаться, иона просто стерла кровь, каксумела, аминистр Мансин постоянно ее подгонял. Он ворвался вихрем, подбирая разные предметы иснова бросая их какпопало. Расхаживая туда-сюда передо мной, он спросил:
–Вы помните всеэто?
Он говорил оБахайне илевантийцах, овойне ивозмездии, отом, что значит быть кисианцем вдуше. Слова омывали меня потоком, ноя могла думать только оневидящем взгляде Дзая ираспухшем торчащем языке. Атеперь сидела вего комнате, вего мантии, ина рассвете мне предстояло выступить перед армией, которая готовилась увидеть совершенно другой спектакль.
Мансин остановился.
–Ваше величество? Вы меня слушаете?
–Нет,– отозваласья, поднимая голову, игорничная снова дернула меня заволосы.– Нам нужен Оямада.
–Это опасный план, ваше величество.
–Гораздо опаснее будет попробовать обойтись безнего,– ответила я совершенно ровным тоном.– Вы сказали, что император Кин создал длянарода легенду, вкоторую все сготовностью поверили, ноему это удалось лишь потому, что его уже желали слушать. Никто изэтих солдат нестанет слушать меня, ноОямаду выслушают.
Министр пожевал губу.
–Вваших словах есть правда, новрядли он скажет что-либо ввашу пользу.
–Ая думаю, что скажет. Сколько уменя времени?
Он выглянул вокно, где зарождающийся рассвет окрасил ночное небо, истерзанное огнями пожара.
–Немного.
Сэтими словами он вышел, оставив меня напопечение горничной. Ее руки дрожали, когда она перевязывала мою рану наруке, нос каждым мгновением кней возвращалось самообладание. Я позволила нарядить меня вдрагоценности, сделать прическу ирасправить наплечах мантию императора Кина, акогда я хотела положить конец попыткам меня накрасить, она обратилась кминистру Мансину, чуть нерасплакавшись. Одного взгляда взеркало было достаточно, чтобы я сдалась. Выглядела я ужасно. Несмотря навсе усилия горничной, темные круги подглазами, всклокоченные волосы, лицо измученное ибледное. Я столько дней бродила поКисии безнормальной еды иотдыха, что исхудала ивымоталась. Мне нужно было поесть. Поспать. Изгнать воспоминания олице мертвеца. Оребенке, который должен был стать императором.
Будет еще время его оплакать. Я говорила теже слова омоем брате. Оматери. ОРёдзи. Сколько еще жизней мне придется оплакать, когда уменя будет время наконец-то передохнуть? Остановиться.
Горничная снова цокнула языком итончайшей кистью нанесла вокруг моих глаз косметику. Снаружи постепенно вставало солнце, ипути назад небыло.
Вскоре подому раскатилось эхо шагов, иминистр Мансин вернулся слордом Оямадой. Тот выглядел почти также скверно, какя, растрепанный, вкрови ибледный, несчитая ожогов отчая налице, новошелон, расправив плечи исжав кулаки, хотя его руки были крепко стянуты взапястьях.
–Где Дзай?– спросил Оямада, когда Мансин подтолкнул его кциновке передо мной.
Я наклонила голову стакой царственностью, что даже матушка гордиласьбы мной.
