Покончив содним, я перешел кследующей– той, скоторой сражался Тор. Он должен был сам отрезать голову, нозанимался спасением жизни, ая мог хотябы спасти души. Краешком сознания я улавливал, какТор горячится, что-то доказывая Мико. Я вонзил клинок вгорло женщины. Тор превратил ее тело вмесиво, снова иснова втыкая кинжал вгрудь, руки иживот– всюду, куда мог выпустить ярость. Ярость, взявшую верх надуважением.
Скаждым телом дело продвигалось все медленнее, руки устали, ноги обжигало болью. Ноя немог оставить их души здесь, поэтому работал, сколькобы времени наэто нитребовалось, сколькобы мне нипришлось страдать. Вглубине души я знал, что заслужил это. Что я– мальчишка, который сбежал.
Шея третьей левантийки была тоньше остальных, ау четвертой она была сломана. Ее лошадь валялась вгрязи какмешок мяса. Может, длябольшинства людей так оно ибыло, нодля нас кони– это жизнь. Свобода. Все. Славная душа этой лошади сбежала изсломанного тела, чтобы скакать пополям духа, и, работая надтелом ее хозяйки, я пел песню, чтобы указать коню путь домой.
Ктому времени, какя закончил счетвертой головой, издома вышел Тор истал рыться вседельных сумках левантийцев впоисках припасов. Мы неразговаривали, я складывал головы вцентре двора, двигаясь так медленно, что Тор закончил свое дело намного раньше меня.
Собрав все, я пошел вдом дровосека, поискать мешок илиящик. Там, уоткрытой двери, я нашел тело. Дровосек стопором вруке лежал лицом вниз вгрязи, назатылке зияла дыра. Рядом скорчилась его жена, дождь смешивался сослезами, текущими поее щекам.
Едва успев подумать, я вынул нож и, упав коленями вгрязь, перекатил покойника себе наколени. Женщина заговорила, ее слова значили дляменя также мало, какдождь, падавший напромокшую кожу. Отпервого разреза брызнула кровь. Я отрезал достаточно кисианских голов изнал, что их кровь неотличается отнашей. После жизни мы все одинаковые, одинаково хрупкие. Сейчас живые, через мгновение мертвые, ивес одной души вмире неуловим, какворобей.
Женщина опять что-то говорила, всхлипывая, пока я разрезал мышцы, кожу исухожилия зазубренной кромкой клинка. Руки болели, рана горела, ноя должен был закончить. Еще одна голова, ия смогу отдохнуть.
Кто-то отпихнул меня, но, придавленный мертвым телом, я неупал. Надо мной стояла императрица Мико Ц’ай, скалясь также яростно, какее драконья маска. Ее руки запятнала кровь, она что-то быстро говорила, показывая намертвого дровосека иего жену. Нев силах понять нислова, я продолжил свою работу.
Прижав грязную ногу кмоему плечу, она толкнула меня, ия упал, клацнув зубами.
–Его душу нужно вернуть миру!– сказаля, вытирая слица грязь.
Она что-то кричала, бешено жестикулируя.
–Тор! Тор!– позваля, ичерез мгновение мальчишка появился. Его губы были сжаты вмрачную линию. Я указал натело дровосека.– Скажи ей, что я должен это сделать, чтобы его душа неоказалась заперта. Даже кисианца нельзя оставлять здесь.
Когда Тор заговорил, императрица наконец перестала кричать, ноот его слов ее лицо несмягчилось. Она что-то ответила, илицо Тора залилось краской.
–Она говорит, это варварство. Говорит, что ты… бесчестишь этого человека, калеча его тело.
–Это честь,– сказаля, обращаясь прямо кней, ане кТору.– Ты сказала, что мы непонимаем чести, ноты ошибаешься. Длянас это честь. Мы отпускаем души мертвых, чтобы они могли родиться вновь. Я делаю это изуважения.
Тор переводил, икогда он закончил, она прищурилась.
–Он уже мертв,– сказала она голосом Тора.– Его душа уже ушла. Оставьего.
–Немогу.Я…
Она прервала меня парой коротких слов, иТор сказал:
–Она говорит, ты расстраиваешь его жену.
Плачущая женщина раскачивалась туда-сюда, полицу имолчаливо раскрытому рту стекал дождь. Ужас камнем упал мне вживот, когда я осознал– она горюет нетолько опотере мужа, нои отом, что я делаю.
Императрица снова заговорила.
–Она хочет провести похоронный обряд,– сказал занее Тор.– Она хочет омыть тело мужа иположить, она хочет…
–Но… Ноего душа будет бродить неприкаянной!
–Пусть так. Мертвые мертвы. Живым надо оплакивать их насвой лад, ведь это они остались здесь.
Мои окровавленные кулаки сжимались иразжимались, каждый сустав болел. Таков был наш обычай. Так мы освобождали души, чтобы они могли переродиться. Нокак мне объяснить, что застрявшие здесь души цепляются ктем, кто остался?
Императрица подняла брови, ожидая, рискнули я продолжить.
Я непошевелился, иТор огласил ее приговор.
–Вы приходите нанашу землю иубиваете наших людей. Вы уродуете их тела, просили они вас отом илинет. Ипосле всех этих ужасов вы смеете называть это честью? Положи нож. Сейчасже.
Глава6
Дишива
Скакать зашелковым ящиком госпожи Сичи было раздражающе скучно. Ее носильщики двигались чуть медленнее привычного шага Итагая, иему приходилось постоянно останавливаться иждать. Птафа, ехавший рядом сомной, похоже, неслишком страдал, адва Клинка впереди пытались задавать носильщикам темп побыстрее, ноне преуспели. Рядом сшелковым ящиком ехала Нуру, единственная седельная девчонка Торинов, научившаяся кисианскому– неу чилтейских коммандеров, какпрочие, аобщаясь срабынями влагерях. Я непонимала, что она говорит, ноона постоянно болтала сневидимой дамой, будто сподружкой.
Может, ябы легче переносила это медленное путешествие, еслибы неЛео Виллиус, чье имя вечно присутствовало вразговорах. Каки госпожа Сичи, он ехал вКогахейру вокружении левантийцев, ноя доконца непонимала, кого мы защищаем– его илисебя.
Нужно было убить его, кактолько он шагнул вворота, носвященник самого высокого ранга предложил себя Гидеону взаложники, сказав, что такова воля его бога, иГидеон согласился. Воткнув нож вплоть Лео один раз,он, похоже, нехотел повторять это снова. Каковабы нибыла причина, ноЛео Виллиуса добавили кмоим обязанностям, икаждый раз, оглядываясь назад, я вспоминала, какнекогда его охранял Рах ив итоге сбился спути.
Я смотрела прямо вперед, игнорируя жжение взатылке.
–Птафа, ты помнишь кукольные представления, которые давали миссионеры внашем детстве?
Он склонил голову набок.
–Смутно, капитан. Ачто?
–Они рассказывали истории изсвоей священной книги, замного лет дотого, каквсе пошло наперекосяк. Была там одна история отом, какбог возвращал человека измертвых.– Я подавила желание посмотреть наЛео.– Ис каждым возвращением все больше людей верили, что тот человек особенный, избранный, инаконец вера стала так сильна, что он превратился вбога. Помнишьее?
Птафа покачал головой, ноя помнила кукол очень живо. Я забыла миссионеров, забыла детей, скоторыми смотрела представление, новот куклы… Возрожденный– Вен? Вент? Вельд?– носил безликую маску, которая вродебы обозначала его принадлежность ксвященникам, нокусочки обсидиана вместо глаз выглядели такими реальными, так опасно блестели, высекая предупреждение намоей душе. Кукла, которая раз заразом убивала избранного, была грубая, грязная ипокрытая мехом, будто застряла где-то между человеком имедведем, абога представлял красиво расписанный бумажный фонарь. Такойже фонарь поменьше вконце прикрепили кголове возрожденного, после того какон вернулся достаточное количество раз, чтобы самому стать богом, исполненным силы избавить свою родину отвсех, кто пришел завоеватьее.
