–Ты тайком отсылаешь меня изгорода, будто стыдишься.
–Можешь итак сказать.
–Вто время какГидеон отсутствует ине может тебе помешать.
Он секунду помолчал.
–Можешь снова идти? Еда уже близко.
Похоже, задавать вопросы оГидеоне неразрешалось.
Внутренний дворец изменился. Некогда шумный изаполненный трупами солдат, сейчас он был окутан тишиной итенями, превращавшими его резные колонны впрячущихся поуглам неведомых существ. Забумажными экранами теплился свет, шорох наших шагов отзывался шепотком, номы невстретили ниодной живой души.
Сетт привел меня вкомнатку напервом этаже, где ночную темноту разгоняли две лампы. Низкий столик был уставлен блюдами, номой взгляд устремился кчаше смерцающей жидкостью. Незаботясь отом, вино это иливода, я опрокинул ее врот. Горло обожгло шаром огня, я выронил чашу изакашлялся.
–Кисианское вино,– сказал Сетт.– Кажется, они делают его изриса. Илипшена. Есть еще чай, ноне пей так быстро, его подают горячим.
–Зачем?– выдавил я еще более хрипло, чем раньше.
–Понятия неимею. Когда найду кого-нибудь, кто меня поймет, спрошу.
–Авода есть?
Сетт осмотрел стол.
–Кажется, нет. Они неслишком уважают воду. Считают ее грязной, и, возможно, здесь так оно иесть.– Он пожал плечами ихмуро добавил:– Идобычу они неготовят целиком, покрайней мере здесь, водворце. Режут ее накуски.– Он обвел рукой стол.– Алучшие части вообще неедят. Я видел, какони скармливают печень псам.
Вжелудке боролись голод итошнота, я выбрал самый опознаваемый кусок мяса иоткусил. Слишком много специй истранный соус, ноголод всеже победил, ия быстро затолкал мясо врот, потом еще иеще. Отеды заболел живот, ноголод заставил меня продолжать есть, пока я едва нелопнул.
Пока я ел ипил, стараясь незаляпать ибез того грязную ивонючую одежду, Сетт, словно часовой, стоял удвери. Он ничего неговорил ине шевелился, просто стоял, скрестив руки иглядя впространство. Между его бровями залегла глубокая складка.
Когда голод был побежден, снова разыгралась тошнота, ия прижал все еще трясущиеся руки кживоту. Вносу стоял противный сладковатый запах непривычной пищи, ия откинулся назад, надеясь, что желудок ее неотвергнет.
Только когда тошнота немного отступила, я смог произнести:
–Ты ведь насамом деле несобираешься меня отпускать?
–Ты так думаешь? По-твоему, Дзиньзо оседлан длякого-то другого?
Я фыркнул имедленно встал, все еще держась заживот.
–Ты правда тайком высылаешь меня изгорода среди ночи, чтобы никто этого невидел? Что подумают люди? Что я умер? Что ты меня убил?
–Я нехочу, чтобы люди вообще отебе думали. Оттебя слишком много проблем, Рах. Послушай меня. Оставь Гидеона впокое. Оставь Йитти. Они сделали свой выбор, каки остальные Клинки, кто хочет новый дом илучшую жизнь.
–Унас уже естьдом.
–Так иди, сражайся занего!
Среди экранов повисла тишина, наполненная пылью, запахом специй иладана. Вкаждом вдохе я чувствовал вкус призрачных остатков чужой жизни, постоянно присутствовавшего напоминания отом, какдалеко я отродных степей.
–Мне вернут клинок?– спросиля, пристально глядя Сетту вглаза.
–Иножи, если хочешь. Если тебе нужна замена сабле, которую ты бросил вТяне, придется удовольствоваться кисианским мечом. Неособенно подходящая пара, нодругих унаснет.
Кисианский меч мне хотелось небольше, чем есть их пищу, жить наих земле илизавоевывать их города, новсеже я кивнул, игубы Сетта растянулись всдержанной улыбке.
–Пошли, найдем тебе чистую одежду.
Попути нам невстретилось ниединой души, весь внутренний дворец казался пустой могилой. Тела убрали, ноостались сломанные экраны иограждения, многие двери превратились просто впроемы, заваленные обломками ибумагой.
Зайдя вкакую-то дверь, Сетт поводил перед собой фонарем, осветив вместо опрятной комнаты кучи сложенного повидам оружия вморе одежды, кожаных доспехов икольчуг.
–Восновном тут все слишком маленькое, нонесколько разрезов внужных местах это исправят.– Сетт поставил лампу навыпотрошенный сундук ивзял нечто иззеленого шелка.– Мундиры уимперской армии были неплохие, ноот них почти ничего неосталось.
Я нежелал носить кисианские вещи, номоя кожаная одежда видела столько грязи, что нехотелось даже обэтом думать. Я много раз вней сражался, ипо коленям стекала кровь множества отрезанных голов. Аздесь, несмотря набеспорядок, все выглядело свежим ичистым.
Сетт бросил мне шелковое одеяние. Оно скользнуло уменя между пальцами, цепляясь тонкими нитями заогрубевшую кожу. Я позволил ему упасть иразлиться пополу, какмерцающие зеленые воды залива Хемет.
Иснова Сетт стоял молча, пока я обходил комнату, роясь вроссыпях одежды. Штаны, которые я выбрал, были слишком тесные, рубаха слишком длинная, кожаная поддевка слишком тонкая, аплащ слишком тяжелый. Одежда была мне нужна, новрезалась втело, отнее чесалась кожа, ачересчур тесный воротник душил какудавка. Подлевантийским солнцем втаком одеянии можно свариться заживо, но, если кисианские дожди хоть наполовину настолько ужасны, каксчитали чилтейцы, я буду ему рад. Кошмарные дожди. Еслибы чилтейцы нетак сильно боялись воды, то, возможно, почуялибы зреющий подсамым носом мятеж. Илинет. Я же непочуял.
Я раскинул руки, приглашая Сетта оценить мойвид.
–Ну, какя выгляжу?
–Смехотворно. Ночисто. Пойдем, скоро рассвет.
Взяв назамену кисианский меч исунув вещи всумку, я снова последовал заСеттом втишину дворцовых теней.
–Где все?– спросиля, стараясь поспевать заего быстрым шагом.
–Где им, по-твоему, быть посреди ночи?
Он вошел взал. Сетт был высоким человеком, ноказался крошечным посравнению свозвышавшимся надним дворцовым шпилем. Последние слова Сетта поднялись взалитую лунным светом высь, шаги отдавались эхом, когда он пошел коткрытым дверям. Нет, неоткрытым. Сломанным. Чилтейцы разбили главные двери также, каки многие другие, предоставив Лео пройти сквозь них, будто их открыла рука его бога.
Укол вины вынудил меня воздержаться отдальнейших расспросов. Я поклялся защищать Лео ине сдержал клятву. Также, какклялся защищать своих Клинков. Исвой гурт.
Сетт прошел через разбитые двери. Заними нас встретили пологие ступени и, еслибы недушная ночь, я будтобы вновь шел поколоннаде вслед заЛео.
–Что стало стеломЛео?
–Незнаю,– ответил Сетт, необорачиваясь.
–Какты можешь незнать?
–Я неспрашивал.
Он еще быстрее зашагал поколоннаде, заполненной удушающим запахом гниющих цветов, раздавленных нашими ногами. Зазарослями винограда раскинулся сад. Ночное небо надвнешним дворцом осветил удар молнии. Внутри было душно, ноздесь оказалось еще хуже. Жара давила тяжелой рукой, отее влажного прикосновения солба капалпот.
