Он чуть поднял палец ипродолжил слушать. Я ждал, наблюдая больше заего лицом, чем запродолжавшими говорить солдатами. Хотя «говорить»– слишком громкое слово. Скорее это были издевки, сопровождаемые смехом. Засоседним столом капитан Нагаи, похоже, забыл оеде. Внутри меня зашевелилась тревога, итолько тяжесть сабель напоясе приносила утешение.
Тор сжал пальцы вкулак.
–Вчем дело?– снова спросиля, ина этот раз он посмотрел наменя исразу отвел взгляд.
–Они говорят оГидеоне.
Уменя сжалось сердце.
–Что именно?
–Смеются надлевантийским императором, который считает себя таким могущественным, воображает, что правит Кисией. Они говорят…
–Что говорят?– отчаянно прошипеля, когда Тор замолчал.
Внезапная прямота его взгляда была подобна вызову.
–Говорят, что это было очень мило сего стороны– избавить их отчилтейцев, нонастоящий правитель Кисии– его светлость Бахайн, тот самый Бахайн, которому принадлежит этот замок, аГидеон– всего лишь марионетка. Дотех пор, пока приносит пользу.
Повисла напряженная тишина, бьющаяся втакт состуком моего сердца.
–Хочешь сказать, что Гидеона, что наш народ… использовали? Что всеэто…
Я немог заставить себя закончить фразу. Земля будто ушла из-под ног отчудовищности самой мысли отом, что Гидеоном манипулируют, что мы были лишь средством избавиться отврагов Кисии, чегобы это нистоило самой Кисии.
–Думаю…да.
Слова Тора прозвучали проклятьем. Вкомнате нехватало воздуха, каждый мой вдох немог наполнить легкие.
Сотни мыслей вихрем кружились вголове, ноя смог сказать лишь одно:
–Нужно его предупредить.
Тор застыл соткрытым ртом.
–Гидеона? Предупредить Гидеона? После всего, что он сделал, он заслуживает того, что грядет.
Я старался недумать оюноше, что сидел сомной, позволяя излить свое горе досамого дна. Того человека больше нет. Он бросил левантийцев насмерть, отдал чилтейцам седельных мальчишек, приказал перебить целый город, всех доединого детей, женщин истариков, иназывал это «необходимостью».
–Рах,– Тор протянул комне руку.– Гидеон сделал свой выбор. Левантийцы, решившие последовать заним, сделали свой выбор. Мы можем только помочь вернуться домой тем, кто этого незахотел.
Былобы так легко уйти, объявить мое изгнание законченным, новсе вомне сопротивлялось этому, какдерево, укоренившееся наэтой неспокойной земле. Может, я иизгнанник изизгнанников, ноКлинки были моей семьей слишком долго. Гидеон– мой мир, иот мысли отом, чтобы оставить его, стыла кровь.
–Нет,– сказаля.– Я немогу вернуться безсвоих Клинков. Чтобы нипроизошло, я перед ними вдолгу.
–Рах, последний истинный левантиец,– сказал Тор соттенком насмешки.
Последний истинный левантиец. Какя мог поставить себя настолько выше других? Вомне боролись вина истыд, нобольше всего меня тошнило отгордости, которую я никак немог отпустить.
–Неслышал, что отебе говорят люди?– поднял брови Тор.– Многие ненавидят тебя зато, что ты стыдилих. Обезглавливал убитых вместо них. Цеплялся задолг инапоминал им овременах, которые уже невернутся. Нона каждого, кто тебя ненавидит, найдется тот, кто пойдет затобой доконца иеще дальше.– Он поставил локти настол инаклонился ближе, отнедосыпа намолодом лице показались морщины, длинные волосы повисли отсырости.– Подумай, что ты можешь сделать, если вернешься домой. Степи отравлены. Наши гуртовщики выжили изума, ноты, ты можешь объединить людей, поднять гурты наборьбу созлом, иради всех левантийцев ты должен хотябы попытаться.
«Ты должен это своему народу, Рах. Быть избранным– это честь. Служить– это честь». Рука гуртовщика Сассанджи намоем плече была тяжела, какожидания игордость всего гурта. Какой левантиец сталбы убегать отэтого?
Тор наклонился еще ближе ипонизил голос:
–Ты– тот предводитель, что нам нужен, Рах. Ты можешь спастинас.
Я стоял накраю рощи исмотрел настепь, представляя, что мой гурт где-то там, прямо загоризонтом. Я мечтал убежать кним, страх покалывал живот иноги, словно поним маршировала армия муравьев, нокаждый раз память оруке гуртовщика Сассанджи прижимала меня кземле, разрывая стыдом. Сейчас я чувствовал тоже покалывание, ивзгляд Тора встретил тотже перепуганный мальчишка.
–Нет, немогу.
Тор грохнул постолу кулаком так, что глиняные миски подпрыгнули. Кисианские солдаты засоседним столиком замолчали иуставились нанас.
–Проклятье, Рах, ты меня неслушаешь.Я…
–Я слушаю тебя. Каждое твое слово наполняет меня страхом, сильнее которого я никогда неощущал.
–Ты боишься перемен? Боишься сражаться заправое дело?
–Правое? Подумай, очем ты меня просишь. Левантийцы нетакой народ, каккорунцы иликисианцы. Унас неодин предводитель, амного. Неодин образ жизни, амного разных. Неодна земля, амного земель. Вбитве против такого великого, всепоглощающего зла, даже еслибы мы знали, что это такое, нам пришлосьбы сражаться вместе.
–Да, иты могбы вести…
–Ичтобы сражаться вместе, нам пришлосьбы разрушить все, что делает нас левантийцами. Нам пришлосьбы стать единым народом, содним образом жизни иединой страной. Пришлосьбы отвернуться отсвоих обычаев и, может быть, даже убить своих соплеменников. Можешь сказать, что ты этого небоишься?
Вопрос прозвенел вкомнате, полной тихого шепота. Наменя по-прежнему смотрело множество глаз, номне было уже всеравно.
Тор смотрел наменя, сжав зубы.
–Я бы сделал все, что угодно, ради спасения своего народа.
–Твои слова очень… вдухе Гидеона.– Я провел рукой поотросшим волосам.– Может, это слишком много, Тор, может, уже слишком поздно инет спасения, нет пути назад.
–Значит, ты поддерживаешь план Гидеона?
–Нет! Нет, это ненаша земля ине наш народ.
–Ичто тогда? Хочешь сказать, что великий Рах э’Торин лучше просто ляжет иумрет, позволит левантийцам просто лечь иумереть? Где твоя гордость? Где твоя честь?
–Просишь меня вершить зверства против собственного народа, апотом напоминаешь очести. Если я сделаю то, очем ты просишь, наши сердца таким грузом лягут навесы Моны, что наши души– моя душа– навеки сгинут вомраке.
Он снова грохнул кулаком, еще сильнее.
–Боги оставили нас, Рах! Они позволили городам-государствам охотиться нанас, отравить разум наших предводителей…
–Если они оставили нас, то лишь потому, что мы больше недостойны. Мы первые оставилиих.
УТора отвисла челюсть. Вся кухня была безмолвна, если несчитать потрескивания огня. Вомраке блестели глаза.
–Вот как?– сказалон, оправившись отшока.– Мы недостойны, ипотому ты оставишь всякую надежду? Останешься здесь сними?– Он указал нанаблюдавших кисианцев.– Может, останешься ради императрицы, которая даже непонимает, что ты говоришь? Которая никогда непозволит такому варвару, какты, дотронуться доее руки, неговоря ужео…
