Когда-то дождь был желанной передышкой, имы хватали ртом капли, носейчас он стал проклятием. Он просачивался даже через крышу сегодняшней повозки, безсомнения, усиливая застрявший вносу дурной запах. Мокрая шуба Чичи имое собственное немытое тело усугубляли положение.
Номы хотябы нешли.
Императрица Мико сидела, скрестив ноги, настолько далеко отменя, насколько было возможно, непопадая поддождь ине касаясь подозрительного содержимого повозки. Она молчала стех пор, какмы покинули постоялый двор несколько дней назад, имне нехотелось нарушать эту тишину. Я наконец-то познакомился сповседневной кисианской жизнью, и, хотя еда ипитье были непривычными, сон наполу напомнил одоме. Напомнил, зачто я сражался.
–Интересно, какбы тебе понравилось встепях,– сказал я Чичи, которая свернулась рядом сомной, нежелая мокнуть вместе схозяйкой.– Мне пришлосьбы постричь тебя покороче, чтобы было нетак жарко. Можно былобы тебя побрить, какнастоящего левантийского Клинка.– Я провел рукой поотросшим волосам.– Тоесть какнастоящего Клинка, укоторого есть бритва.
Накануне я отпилил ножом несколько локонов, но, судя попромелькнувшей улыбке императрицы, выглядело это нелепо.
–Торины особо недержат собак, ногурт Охт использует их дляохоты.
Императрица удивленно огляделась.
–Кажется, твоя хозяйка потрясена,– сказал я собаке.– Наверное, я сказал какую-то грубость. Интересно, что это было? Охота? ИлиОхт?
Мико прищурилась иснова уставилась надождь.
–Точно Охт. Интересно, что это значит. Какбы там нибыло, мне нравится, что можно сидеть иговорить «дерьмо, лошадиный хрен» ивсе такое, неполучая никакой реакции, ноОхт,– Мико зыркнула наменя через плечо,– оказался проблемой.
Гидеонбы рассмеялся. Проклятье, даже Торбы рассмеялся. АЧичи только виляла хвостом.
–Будем считать это похвалой моему чувству юмора.
Императрица снова посмотрела нанас, нокаковобы нибыло ее мнение, я предпочитал болтать ссобакой, лишьбы недумать.
Я каждый день боролся ссобой ради нашего медленного продвижения. Идти внужном темпе, делать все возможное ине свалиться замертво было трудно– стоило только задуматься, какя оказывался сосвоими людьми, представляя, что новые кисианские союзники расправляются сними, кактолько они перестали быть полезными, также, какмы расправились счилтейцами. Я думал обЙитти, Хими иИстет, оДишиве иСетте, ио Гидеоне. Больше всего огордом Гидеоне, предающем наши обычаи сверой вбудущее, которое, возможно, никогда ненастанет. Всамые мрачные моменты я видел их всех мертвыми из-за того, что я неуспел вовремя. Вэтих снах наяву я снова был тем одиноким, охваченным стыдом ребенком, сидящим поодаль отгурта, знающим, что он подвел свой народ, только теперь небыло нистепей, ниГидеона, итяжесть его руки намоих плечах осталась лишь горьким воспоминанием.
Битву невыиграть, если сдохнуть подороге нанее.
Нет, это нелевантийская поговорка, поскольку битвы слишком часто приходили кнам сами. Эти слова родились изстарой пословицы: «Если потратить все силы напогоню задобычей, их неостанется нато, чтобы ее убить».
Вечер наступал быстро, ия надеялся, что мы неостановимся. Лучше дремать, привалившись ктрясущемуся боку повозки иприближаясь кместу назначения, чем пытаться найти сухое место длясна.
Кнесчастью, возница неимел желания ехать ночью. Когда повозка остановилась, императрица тутже начала какой-то торг ивернулась через несколько минут сторжествующей улыбкой. Чичи вскочила ей навстречу, и, заговорив сомной, кажется, впервые задень, Мико указала нацентр поляны, куда возница бросил свернутую палатку.
–Костер,– сказала она по-левантийски, и, хотя слова были излишни, мне всегда было приятно слышать, какона говорит намоем языке, иэто единственное слово свидетельствовало омоей ценности.
Я повторил его накисианском, прежде чем перейти кпривычным действиям. Найти сухое место. Собрать дрова. Раздобыть еду иводу. После проверить Чичи, улечься нажесткую землю ивпасть вполусон, дрожа отхолода подзвездным небом. Когда мы попали вЧилтей, было тепло, ночем дальше мы уходили наюг ичем ближе подкрадывалась зима, тем больше я скучал позасушливой жаре степей.
Вэтот раз императрица купила еду вгороде, имы ели, прижимаясь поближе когню, укрытые ответра скошенным тентом, который возница поставил надкостром. Перед сном Мико осмотрела мою рану итоли кивнула, толи поморщилась. Чичи улеглась рядом сней, прижавшись кее спине, авозница вскоре захрапел.
Несмотря наболь вовсем теле отусталости, я немог уснуть. Народине мы непутешествуем зимой, это время воздаяния богам иземле, дляпоминовения мертвых. Подвой холодного ветра я должен был вырезать камень длякаждого изпотерянных Клинков. Эска. Орун. Кишава. Гам. Фессель. Хаматет. Амун. Азим. Убайд. Хехет. Маат. Рен. Дхамара. Джута. Клинки разжаловали меня изкапитанов, ноя всеравно был сними связан, икаждый мой промах только сильнее приковывал меня кответственности, откоторой наэтот раз я немог убежать.
Имена павших кружили уменя вголове, пока я непогрузился втревожную дремоту, боясь, что забыл кого-нибудь, ведь их было так много.
Через несколько часов меня разбудил грохот тележных колес. Они приближались, свет фонарей пробивался сквозь морось.
–Императрица.
Я перекатился поближе иобнаружил, что она уже приподнялась налокте изатаила дыхание. Возможно, почувствовав тревогу хозяйки, Чичи тоже подняла голову, иприближающийся свет отразился отее слезящихся глаз.
Императрица вдруг вскочила иринулась кдороге, размахивая руками. Она окликнула возницу, исвет фонаря осветил ее растрепанный силуэт.
Пара лошадей замедлила ход. Я тяжело встал, пытаясь уловить тон разговора. Поначалу возница отвечал неохотно, хриплыми короткими предложениями, ноона преодолела его сопротивление длинными поэтическими фразами, свет фонаря падал так, будто она была актрисой втеатре теней. Однажды я ставил такой спектакль сЭской, имы оказались вбезмолвном мире между костром иполотняным экраном, где небыло ничего, кроме темноты надголовой итихого шепота зрителей.
Эска. Орун. Кишава. Гам. Фессель. Хаматет. Амун. Азим. Убайд. Хехет. Маат. Рен. Дхамара. Джута. Другая жизнь, вкоторую мне никогда невернуться душой, даже если смогу телом.
–Рах!
Зов императрицы выдернул меня изсонного сумбура мыслей, ипод аккомпанемент резкого голоса возницы я торопливо собрал наши жалкие пожитки. Когда я сунул последнее одеяло вмешок, возница крикнул, иколеса загрохотали покамням. Телега поехала.
–Рах!– снова крикнула императрица изповозки, и, ненавидя все, вочто превратилась моя жизнь, я поплелся заней.
Чичи вскочила ипобежала кхозяйке, ая, пока повозка медленно набирала скорость, бросил Мико сначала один мешок, потом второй. Она поймала их инаклонилась вперед, призывая меня прыгать. Изпоследних сил я вскочил назаднюю перекладину, носмог ухватиться лишь запустую темноту. Я бы упал обратно, еслибы она неподхватила меня, отчего мы оба свалились намешки иперепуганную Чичи. Собака взвизгнула, аимператрица рассмеялась иразразилась тирадой накисианском. Сквозь влажную, липкую ткань платья я чувствовал тепло ее тела ивспоминал тот вечер вгорячей купальне. Того, какона смотрела наменя, аеще больше– какнарочито несмотрела, хватило, чтобы моя кожа начала гореть.
