–Вы уверены, что это разумно, ваше святейшество?– произнеслая, когда он поднес полную ложку кгубам.– Сомневаюсь, что повар хорошо квам относится.
–Если уж нато пошло, врядли он ик тебе хорошо относится,– ответил он идемонстративно проглотил суп.– Да благословят боги твою кончину.
* * *
Жена трактирщика проводила меня вкомнату, нопод пристальным взглядом одного изохранников иеромонаха я ничего немогла сказать. Женщина быстро показала гостиничные удобства иисчезла прежде, чем я успела избавиться отсоглядатая. Придется выбираться изпеределки самой. Каквсегда.
Прошло много времени, прежде чем стих гул трактира. Я прислонилась кстене, чтобы неспать, ноэто тело испытывало усталость, какой я прежде незнала. Даже сидя, я то идело впадала вдремоту, пока трактирщик сженой неотправились спать. Апотом внизу перестали болтать итопать солдаты, только изредка поскрипывали подногами половицы. Наконец иэти звуки затихли.
Я выскользнула из-под теплых покрывал вхолодную обшарпанную комнату, где тростник наполу отсырел ине потрескивал подногами. Помедлив вдверном проеме, я прислушалась, потом очень медленно сдвинула экран. Вкоридоре было темно, ноя заранее сосчитала шаги додвери иеромонаха. Теперь, держась застену одной рукой иощущая вдругой тяжесть столового ножа, я эти шаги отсчитывала.
Тринадцать иеще полшага. Протянув руку, я прикоснулась кгладкой бумажной панели надвери, натянутой туго, какбарабан. Моя рука какпаук прокралась откаркаса кручке, ия медленно отодвинула дверь, еще осторожнее, чем свою. Совсем чуть-чуть, только чтобы проскользнуть внутрь.
Меж ставен мелькали полоски слабого света фонарей, очерчивая вомраке контуры спящего. Я подождала и, убедившись, что он лежит спокойно, прокралась внутрь, радуясь поглощающим звук циновкам. Все легче илегче. Однако обрывать жизнь иеромонаха столовым ножом– работа нечистая, хоть ивыдающаяся.
Подстраиваясь критму его дыхания, я тихо выдохнула, сгибая больное колено, взяла поудобнее нож. Он был далеко неострым, ия занесла руку, готовясь бить свысоты.
Глаза иеромонаха неожиданно распахнулись. Метнулась рука, сомкнувшись намоем запястье так крепко, что мне послышалось, какхрустнули хрупкие кости императрицы.
–Решила, что сможешь перехитрить меня?– сказал он мягким бархатным голосом усамого моего уха, притягивая меня поближе.– Ты думала убаюкать меня своей уступчивостью иболезнью, чтобы я позволил тебе прокрасться изарезать меня? Нет, госпожа Мариус, если надеешься выиграть, тогда ты нес тем связалась. Я слишком долго выживал вполитических плясках, чтобы оставаться таким глупцом.
Последнее слово он произнес почти нежно, агубы так приблизились кмоему уху, что кожу обожгло горячим дыханием.
–Ну, неужели это все?– сиздевкой поинтересовалсяон.– Где моя злючка?
Его язык коснулся моего уха, я обернулась ищелкнула зубами, готовая укусить. Иеромонах засмеялся.
–Ты меня разочаровываешь,– сказал он иперекатился, увлекая меня засобой. Мое плечо ударилось обпол, аон тяжело навалился наменя всем телом, вжимая вматрас.– Я думал, ты станешь драться сомной. Думал, ты хочешь убить меня, ане трахнуть, новижу, что шлюха втебе всегда берет верх.
Изего благочестивых уст такие слова прозвучали грубо, я пыталась его оттолкнуть, ноон прижимал меня кполу ирвал одежду. Его теплая рука стиснула мою грудь. Немою– грудь императрицы Ханы. Это должно было помочь мне вытерпеть, ностало только хуже. Тело немое, чтобы сним обращаться так, какхочу, немое, чтобы стыдиться. Нохотя она меня ипокинула, мысль отом, что он осквернит ее тело, заставила меня вцепиться вего ухо ирвануть, глубоко вонзив ногти.
Иеромонах взвизгнул иперекатился, потащив меня засобой. Я должна была легко сним справиться, я хорошо знаю, каксломать шею, вкаком месте больней укусить. Ночтобы я ниделала, он меня отталкивал, какназойливую муху, исмеялся, словно наслаждаясь этой нашей возней втемноте, перекатывая через комнату пополу. Я желала ему смерти, ион умербы непременно, будь я всвоем теле. Новот это, неумелое, слабое иизломанное, немогло того, что мне требовалось– немогло бездрожи удерживать тяжесть, немогло безсудорог сопротивляться его напору, ничего немогло– нисбежать, низакончить дело, ичем дольше мы боролись, тем яснее я понимала, чем это кончится.
Смоих сжатых губ сорвался слабый крик отчаяния, ииеромонах рассмеялся.
–Какбудто ты этим ненаслаждаешься, моя дорогая,– сказалон, задыхаясь нето отнапряжения, нето отвозбуждения илиот всего сразу.– Неужто тебе разонравилась твоя славная профессия?
Я попыталась плюнуть ему влицо, однако слюны хватило только смочить язык.
–Пошел ты,– огрызнуласья.– Слезь сменя.
–А, так ты беспокоишься из-за императрицы Ханы? Ну, нестоит, ее неслучайно прозвали шлюхой изКоя.– Он поднялся, крепко сжал мои бедра иподтянул ксебе.– Ты должна прекрасно знать, что единственная сила женщины– унее междуног.
–Здесь?
Я воспользовалась предоставленной возможностью перевести дух, захватила ногами его плечи исдавила шею. Он, каквсе мужчины, никогда вжизни невстречавшие сопротивления, попытался вырваться, ноя сцепила ноги влодыжках итянула его совсей силой, какие нашлись вэтом хилом теле. Он вертелся, бил меня, какмог, ишипел какзмея, ноя ухватила себя заголень итянула, сдавливая его горло. Иеромонах сопротивлялся. Он выкручивался, стараясь освободиться. Еслибы я смогла продержаться, еслибы вэтих пальцах было больше сил, еслибы чужие лодыжки негорели отболи, когда я старалась усилить хватку… Но, какя нистаралась, глаза сумраком застилала боль, ия дрогнула, отступила. Раскрасневшийся, задыхающийся иеромонах вырвался.
Поего горлу скользнул нож. Нес угрозой, безпаузы, просто нырнул вплоть иодним изящным движением полоснул пошее. Изпореза хлынула кровь. Иеромонах захрипел, судорожно цепляясь скользкими руками загорло. Еще несколько ужасных мгновений он нависал надо мной, безуспешно хватая недоступный более воздух, конвульсивно сглатывал, чтобы остановить неудержимую кровь, апотом, какподрубленное топором дерево, уступил превозмогающей силе ирухнул. Я никак немогла откатиться всторону иготова была принять насебя его вес, нотело иеромонаха мягко опустилось натростник рядом сомной. Арядом склинком вруке ипрезрительной ухмылкой нагубах стоял Свифф.
–Где это ты шлялась?– сказалая.
–Я пыталась вас догнать,– огрызнулась мертвыми губами императрица.– Трупы неустают, ноим всеже требуется больше времени, чем карете натотже путь. Да еще приходилось останавливаться вкаждой гостинице ипро вас расспрашивать, иеще говорить всем, что ненадо посылать залекарем. Игвардейцы меня преследовали. Идиоты.
Глубокие раны нашее Свиффа подсохли, нолучше выглядеть отэтого нестали. Ктомуже лицо было бледным, акогда императрица прошла через комнату, чтобы зажечь фонарь, походка была неуклюжей. Однако пальцы, видимо, работали, поскольку свет вскоре вспыхнул, внезапно впуская кошмары изтемноты. Иеромонах лежал лицом вниз влуже крови, которая впитывалась вматрас, залив половину его лица ипоглотив серебряный амулет. Его мертвое тело невзывало комне, нои безунылого зова песни я обнаружила нечто совсем ужасное– ноги Свиффа. Императрица Хана сняла снего сапоги, нолодыжки раздулись ипочернели так, что казалось, будто он еще вобуви.
