–Необязательно его отдавать,– сказал я, когда Теппат помедлил посреди шума и болтовни разворачивающегося лагеря.
–Это верно,– согласился юноша, почесывая клеймо на затылке.– Но мне он здесь не нужен, да и дома, вероятно, не пригодится, если все так пойдет и дальше. Он красивый, и за него можно купить хорошего мяса.
–Хорошо, Теппат. Капитан благодарит тебя.
Он отсалютовал мне.
–Капитан.
Когда с этим было покончено, я нагрузил на Дзиньзо два мешка барахла и три мешка с головами.
–Через час уже стемнеет,– сказал Джута, присев на корточки, как длинноногий ибис.
–Я почти готов,– ответил я.– Если повезет, успею вернуться до темноты. И даже если зайдет солнце, не найдешь вторую такую лошадь, которая ступает так же уверенно, как Дзиньзо.– Я похлопал его по крупу. Мой мерин был отличным скакуном, но недостаточно хорош для разведения, а когда меня заклеймили, стал моим илонга, то есть первой лошадью, и хотя ни один левантиец не задержал бы на нем взгляд, в моем сердце никто не мог с ним сравниться.
–А ты разведи угли для ужина,– сказал я, увидев, что Джута не сдвинулся с места.
–Этим займутся другие. А я поеду с тобой.
Я оглядел его.
–Вот как?
–Тебе понадобится мул, чтобы привезти обратно продукты, и погонщик для него.
–Я и сам способен управиться с тупой животиной. Я погонял мулов с водой еще до твоего рождения.
–Правда?
Я накрепко затянул последний узел.
–Наверное. Сколько тебе?
–Почти шестнадцать.
–Значит, так и есть, я погонял мулов, когда ты еще сосал мамкину титьку. Проклятье, чувствую себя стариком.
–Я все равно пойду с тобой, капитан.
Он не в том положении, чтобы выставлять требования, и мне следовало бы его отчитать, но его темные глаза радостно сверкали, и на мгновение мне показалось, что передо мной сидит Гидеон, юный и уверенный, как спустившийся на землю бог – в точности такой, каким я его помнил. Я не мог удержаться от улыбки.
–Ты лучше о себе позаботься, парень.
Джута начал связывать длинные волосы кожаным ремешком, и на его ладони упали пряди, словно годы жизни, которые они олицетворяли.
–Сначала я прикрою твои тылы, капитан,– сказал он, и его улыбка исчезла.– Мне пока никто не желает смерти.
Вокруг суетились Вторые Клинки Торинов. Некоторые кивали и приветствовали меня, проходя мимо.
Когда я обернулся, Джута еще возился с волосами.
–Объясни, о чем ты, и поедешь со мной.
–Да нечего объяснять, капитан. Я просто…– Он откинул крепко связанный хвост на спину.– Что-то не так, и мне это не нравится. Что-то не так в этом месте.
–Здесь холоднее. И нет богини луны. Да еще эти высохшие камни. Мы не дома, Джута.
–Нет, дело не только в этом. Как будто…– он покачал головой.– Не могу объяснить, капитан, просто у меня такое чувство, будто я уже это видел и прожил.
Хотя вечер был теплый, я поежился.
–Ты можешь меня сопровождать, но пойдешь пешком.
–Когда доберетесь до города, найдите карту,– сказала Кишава, появившаяся из удлиняющихся теней.– Не хочу подпортить свою репутацию, заблудившись.
–И что, ты будешь пользоваться картой?
Она ущипнула меня за плечо.
–Еще как. Потому что эти звезды совсем не те. А ты присмотри за ним, чтобы не отвлекался,– сказала она, ткнув пальцем в Джуту.– И… – Кишава умолкла. Со стороны города что-то мелькнуло. В нашу сторону кто-то шел.– Около трех десятков пеших и два всадника,– сказала она.
–Переговорщики?
Трудно спрятать сотню воинов с лошадьми на плоской, безлесной местности, неудивительно, что нас заметили. Правда, когда два гурта наталкиваются друг на друга, они обычно держатся на расстоянии, пока не будут уверены в мирном исходе. В степи и без того трудно выжить, затевать без нужды конфликты просто неразумно.
–Трудно сказать,– ответила она.– Они не выглядят дружелюбными, но и агрессивными не выглядят, они просто… идут.
По лагерю быстро распространились новости о прибытии гостей, и вскоре все собрались посмотреть, как вверх по склону надвигается грозная туча людей. Света, чтобы рассмотреть подробности, почти не осталось, но по мере приближения за спинами людей стали видны луки. И стало ясно, что все они мужчины, одинаково одетые – простые доспехи поверх зеленых рубах. Даже один из всадников носил зеленое, правда, на другом было длинное одеяние, сверкающее в последних лучах солнца. И выглядело оно дорогим. Куда лучше, чем их лошади. Низкорослые клячи с короткими шеями, низко посаженными хвостами и неуклюжей поступью, левантийцы стыдились бы таких лошадей.
Я завороженно повернулся в сторону Оруна и увидел, что он стоит в нескольких шагах от меня со скрещенными на груди руками.
–Вот ведь кривоногие клячи,– произнес он.– Их опередят даже наши мулы.
Джута разинул рот от удивления.
–А у той лошади, на которой скачет женщина, глаза-бусинки и скошенный круп.
–Женщина? Платье дорогое, но это мужчина,– сказала Кишава.– Широкие плечи. И нет груди. Видно же.
Под взглядом Кишавы Джута покраснел.
–Мужчина в платье? В городах-государствах такого нет.
Кишава пожала плечами.
–Да пусть уж носят сами, а то ведь они женщин заставляют.
Клинки начали хихикать, но как только гости приблизились на такое расстояние, чтобы нас слышать, я мигом велел всем заткнуться. Никто из деревенских жителей не понимал нашего языка, но я все равно шагнул вперед, на переговоры.
–Я капитан Рах э’Торин, предводитель Вторых Клинков рода Торин,– сказал я, переводя взгляд со всадника в доспехах на того, что в платье, поскольку не был уверен, к кому обращаться.– Нас изгнали с родной земли на полный цикл, мы пришли к вам с миром.
Ни один всадник не заговорил, вместо них выступил вперед загорелый юноша, явно выросший из своей одежды – видны были тощие запястья и лодыжки.
–Я знаю,– сказал он.
–Ты левантиец,– откликнулся я, не сводя с него глаз.– Из какого гурта?
Он поприветствовал меня, сомкнув кулаки.
–Я тоже из Торинов, капитан, но ты можешь меня помнить только как седельного мальчишку из Первых Клинков.
–Так значит, Гидеон…
Всадник в доспехах что-то рявкнул по-чилтейски, и парнишка-левантиец шагнул назад, потупившись.
–Что за…
–Больше я ничего не могу сказать,– не глядя на меня, произнес он.– Извини. Просто сделайте то, о чем они просят.
Человек в доспехах подвел лошадь на несколько шагов ближе и остановился, уставившись на нас в сгущающейся темноте. В центре лагеря горел костер, а высоко в небе висела луна, но все равно света не хватало, чтобы разглядеть выражение лица.
