–Или Она забрала с собой часть тебя,– сказал он.
–Что?!
Доминус Виллиус не оторвал взгляда от кролика и не пошевелился. Я почти поверила, что он ничего и не говорил, но тут он пожал плечами.
–Это твоя мысль, я лишь произнес ее вслух. Кто такая Она?
–Что значит «моя мысль»? Нет, знаешь что? Не отвечай.– Я помотала головой, выплюнула последнюю кость и отбросила скелет.– Мы не будем говорить об этом. Мне не нужна твоя богословская чушь. Это прямой путь к смерти.
–Ты не собираешься меня убивать.
–Не сегодня,– ответила я, ковыряясь в зубах.– Но я слишком вспыльчива, чтобы давать какие-то обещания.
–Не слишком выигрышная черта для твоей профессии.
–Я хорошая актриса.
Он отложил едва начатого кролика.
–С этим я согласен. Из тебя вышла неплохая горничная, хотя и слишком старая. Но лорд Иллус и не особенно ценит юных девственниц.
–Я уже упоминала, что вспыльчива?
Он примирительно поднял руки, оставив кролика висеть между колен на палке, послужившей вертелом.
–Всего лишь наблюдение. Если тебя это утешит, ты все еще привлекательна, несмотря на годы, по крайней мере, когда не хмуришься, не потеешь и не ешь, как животное.
–Кстати, о вспыльчивости. К ней прилагается нож.
–Это был комплимент.
–Ах, вот оно что.
Я встала и пошла вниз по склону.
–Эй! Ты куда?
–Пойду смою твой комплимент в ручье,– бросила я через плечо.– Наслаждайся кроликом.
Я продолжила спускаться, медленно передвигаясь от одного залитого светом луны клочка травы к другому. Вытянутая вперед рука должна была нащупать паутину и ветки раньше, чем они попадут мне в лицо. Меньше всего мне сейчас хотелось своим визгом заставить доминуса Виллиуса ринуться мне на помощь.
Прошли годы с тех пор, когда слово мужчины уязвляло меня в последний раз. Многие годы и совсем другая жизнь. Когда-то женское совершенство было необходимо, но я стала хороша в своем деле настолько, что заработала себе имя, отвоевала пространство, чтобы дышать, а потом мамаша Гера дала мне новую цель. Девчонки в борделе часто говорили о своем первом, незабываемом клиенте, но для меня этот мужчина утонул в безразличных глубинах памяти. А вот первое убийство… Мне до самой смерти не забыть ночь удовольствий, которую я ему подарила, его сонную улыбку и месиво, в которое я превратила его горло своими неумелыми пальцами, как и его захлебывающиеся попытки звать на помощь, пока кровь лилась на мои ладони.
Я поскользнулась в грязи возле ручья и глубоко вздохнула, когда укус ледяной воды вернул жизнь моей коже. Я плеснула воду на лицо, но голову по-прежнему заполняла тишина, глубокая, будто поглощавшая все звуки, пытаясь заместить пустоту. Журчание воды. Топот ног какой-то зверушки. Шорох листьев. Крик ночной птицы. Ветер. Жужжание насекомых. Без голоса в голове, затуманивавшего мир, окружающая действительность обрушивалась на меня яркими, кричащими красками.
Я постаралась разжать зубы, расслабиться, но боль пробралась сквозь челюсть в голову. Мысли ускользали, возвращались к тому месту, где ожило тело Джонуса. Задвигалось. Заговорило. И я знала с непоколебимостью истинно верующего, что двигался не Джонус. Это была Она.
Она дотронулась до мертвого лица и исчезла в нем. Захватив с собой часть меня, как сказал Виллиус.
–Проклятье.
Я набрала воду в ладонь и выпила половину, а остальное стекло по руке. Еще несколько пригоршней утолили мою жажду, а кисианское подобие прохладного ночного ветерка охладило мокрую ткань платья.
Дрожащей рукой я вытащила из сапога фляжку и, легко встряхнув, удостоверилась, что Пойла осталось на пару глотков. Я вынула пробку и прижала фляжку к губам, глотая обжигающую жидкость. Должно хватить, чтобы унять Ее непрестанное отсутствие, но тишина лишь усилилась, иголками жаля мозг. Одежда казалась слишком свободной, волосы какими-то неправильными – на какой бы части тела я ни сосредоточилась, оно казалось не моим телом, а чем-то совершенно несуразным.
Я закрыла глаза. Меня трогало множество рук, множество голосов бормотало и смеялось, пело и шутило вокруг меня. Я открыла глаза, и все они исчезли. Моя рука нащупывала лишь пустоту.
–Эй!– сказала я в темноту, чувствуя себя идиоткой.
Там не было никого, кроме маленьких зверушек.
Я снова закрыла глаза, и вот они, трогают меня, тычут пальцами в плоть, и оттуда льется блестящая кровь.
–Это потрясающе,– говорит один из них, лицо его светится восторгом. Кисианское лицо, заляпанное кровью.– Взгляните на это, ваше высочество. Идите, посмотрите.
–Оставьте!– отвечает властный голос.– Подобное неуважение не…
«Кассандра?»
Я открыла глаза, перевела дух и опрокинула в рот флягу, вытряхивая последние капли Пойла. Но ее голос не вернулся меня упрекнуть, а Пойло не ослабило моих страхов. Я встала.
–Похоже, я и правда сильно утомилась.
Я не огорчилась бы, если бы во время моего недолгого забытья кто-нибудь прибил или похитил доминуса Виллиуса, но, увы, подобное облегчение мне даровано не было. Когда я вернулась, от костра оставались тлеющие угольки среди черной золы. Его светлость закусывал в темноте.
–А ты и раньше это проделывал,– сказала я, радуясь, что не вижу холодный блеск его светлых глаз.– Читал мои мысли.
–Такое недопустимо, это была бы мерзость в глазах Бога.– Он отложил в сторону останки горелого кролика.– Я думаю, нам обоим пора отдохнуть.
–Тогда откуда ты все это узнал?
–Шпионов везде полно. Легко выяснить все, что только желаешь.
–И все же такого поворота событий ты не ожидал.
В неверном свете луны блеснула его улыбка.
–Спокойной ночи, госпожа Мариус.
Непросто уснуть на жесткой земле, когда ты привыкла спать в постели, да еще под постоянные вздохи его светлости и осознавая, что кто-то охотится на тебя. И вдобавок эта отвратительная и безнадежная тишина. Прикрыв глаза, я позволила мыслям уплыть в дремоту. Но там меня нашла боль, вползла в грудь, в руки и ноги, сводила мышцы, как будто пыталась разорвать изнутри. Как будто все переломано.
–Все это не что иное, как работа демонов, ваше высочество,– сказал мужчина. Потрескивающий факел высвечивал половину его лица.– Они, должно быть, обитают в лесу. Возможно, тут старое поле битвы с неупокоившимися душами.
–Работа демонов? Да неужто?– сказал второй.– В такое могли верить ваши родители, Рой, и в ад, и в шестой закон.
–Тогда что вы об этом думаете, ваше высочество? Неужели это дело рук Единственного истинного Бога?
Тот, к кому обращались «ваше высочество», рассмеялся, веселье осветило мальчишеское лицо.