–О, еще наши,– сказала молодая женщина в конце колонны. Ее смуглые руки были обнажены до плеч, под одним глазом темнел фонарь.– Скоро левантийцами будут называть неудачников.
Наша цепь остановилась, поравнявшись с ними, и, не в силах придумать остроумный ответ, я попытался приветствовать ее обеими руками.
–Я капитан Рах э’Торин, Вторые Клинки Торинов.
–Тебе не кажется, что «Вторые рабы» было бы более подходящим к ситуации, а, Рах э’Торин?– Но она тоже изобразила приветственный жест, кандалы врезались в окровавленные запястья.– Я Дишива э’Яровен, Третьи Клинки Яровенов.
–Яровен?– При моей жизни Торины не контактировали с родом Яровен, но истории о них разносились по степи каждый год. Их стычки с темпачи стали легендарными. Как Второй Клинок, формально я стоял выше нее, но все равно сказал:
–Это честь встретиться со столь прославленными воинами.
–Не такими уж прославленными в последнее время. А теперь вот мы где.– Она с горькой усмешкой мотнула головой в сторону человека, стоявшего впереди нее.– Это Кека э’Яровен, мой заместитель.
Тот оглянулся, но промолчал.
–Это Орун, мой главный конюх,– сказал я.– Мой заместитель мертв.
–Он пытался сражаться? Или сбежать?
–Он бросил мне вызов.
–А.Наш главный любит, когда мы пытаемся драться.– Она понизила голос, оглянувшись через плечо на двух чилтейских коммандеров, болтавших, не слезая с лошадей.– Нашего зовут Легус. А вашего?
–Брутус.
Она фыркнула.
–До чего ж тупые у них имена.
–Они, наверное, считают глупыми наши.
Дишива недоверчиво подняла брови.
–Ты что, за них?
–Нет, я просто… Нет. Мысли вслух.
–Тогда тебе лучше быть поосторожнее, когда думаешь вслух, Рах э’Торин, а то кончишь, как Кека. Им не понравилось то, что он говорит, и они отрезали ему язык.– Она мотнула головой в сторону седельного мальчишки, стоявшего рядом с лошадью коммандера Легуса.– Не доверяй переводчикам. Они даже не солгут, чтобы защитить нас. Предатели.
К нам приближался стук копыт. Легус на такой же чахлой лошади, как у Брутуса, пробирался между двумя колоннами. На его руке висел хлыст, и чилтеец довольно щерился, глядя, как мы расступаемся перед ним, словно река, которую он мог бы перейти вброд. Он не остановился, но смерил меня взглядом, прежде чем перевести его на Дишиву. За его лошадью мне не была видна ее реакция, но когда он отъехал, предупреждающе взмахнув хлыстом, Дишива напоминала статую гордой ярости.
–Капитан,– прошипел Орун, глядя на круп удаляющейся лошади.– У этой лошади болотные клещи.
–Что-что?
Когда мимо нас пронесся Брутус, здоровяк наклонился ко мне поближе. Провожая Брутуса глазами, Орун продолжил:
–Видишь эти проплешины у них на крупах? Болотные клещи. У нас их нечасто встретишь, ведь степи засушливы, но они перекинутся и на наших лошадей, если не предпринять меры.
–И если перекинутся?
Он не ответил, но состроил вполне красноречивую гримасу. Я прошипел ругательство, от которого пришла бы в ужас моя давно покойная мать.
–Попробую поговорить с коммандером, когда разобьем лагерь.
–Мы устали,– покачала головой Дишива.– Они не слушают. По крайней мере, Легус не слушает, и вряд ли ваш Врутус лучше.
Я не стал поправлять ее, только проводил взглядом нашего тюремщика.
–Надежда умирает последней.
–Надежда?– Дишива снова зло рассмеялась.– Даже не знаю, завидовать тебе или жалеть, Рах э’Торин. Нет здесь для нас никакой надежды.
Впереди поднялись крики, и, когда мы пошли бок о бок с Третьими Клинками Яровен, полдень наполнился звоном цепей.
По большей части Дишива шла молча, лишь иногда задавая вопросы о нашем гурте. Сколько Клинков? Сколько лошадей? А скота? Где мы последний раз жеребились? Где зимовали? Какие еще гурты встретили за последний цикл? Я ответил на все, слова отвлекали от боли в ногах и укусов на лодыжках.
К концу полудня воздух сгустился еще сильнее, превратившись в суп. От такой влажности все поникло – все, за исключением солнца, продолжавшего безжалостно охотиться на нас с небес.
–Капитан?
Передо мной появился юный левантиец, служивший у коммандера Брутуса переводчиком, и я подавил желание накричать на него. Что бы ни говорила Дишива, мальчишка не сделал нам ничего дурного. Он только переводил приказы, а не отдавал их.
–Нам не позволят говорить долго,– сказал он, не дождавшись моего ответа,– но я хотел воспользоваться возможностью попросить прощения. Я… я помню тебя, хотя сомневаюсь, что ты помнишь меня.
–Где Гидеон?
–В большом лагере впереди. Со всеми остальными.
–Со всеми?– проскрежетал я пересохшим горлом.
Метнув взгляд на чилтейских коммандеров, юноша понизил голос.
–Многих Клинков изгоняют, как будто…– Он поймал взгляд Дишивы и замолчал.– Они все оказываются в лагере, после того как их подбирают чилтейцы, так же, как и вас.
–Значит, Первых Клинков захватили в плен. А тебя?
–Гидеон… предал меня,– сказал юноша, сердито разглядывая камни под ногами.– По крайней мере, так мне показалось. Может, у него не было выбора, но он не стал за меня драться. Чилтейцам требовались переводчики, те, кто может быстро выучить их язык, а я всегда был в этом хорош. Я ходил с торговцами и слушал корунцев.
–Предал тебя? Но…– Я не мог представить, что соглашусь, если они потребуют одного из моих седельных мальчишек. Мы отвечаем за них так же, как за всех Клинков. Наверняка Гидеону выкрутили руки, как бы это ни выглядело для парня.– Тебя выбрали за то, что ты легко учишь языки?
–Да, меня и еще двоих, Матсимелара и Ошара. Ошар вон там.– Он указал на долговязого юношу, шагавшего рядом с коммандером Легусом.– Нуру была бы лучше, но чилтейцы не захотели брать девчонку. Они научили нас своему языку, а потом разделили. Меня послали к коммандеру Брутусу. Матсимелара – к коммандеру Аулусу, а Ошара – к Легусу.
–Зачем?
Он пожал плечами.
–Чтобы выслеживать левантийцев, когда они появляются в их землях. Думаю, мы были первыми. Мы провели в Чилтее больше сезона, прежде чем за нами пришли. Мы построили маленький лагерь и никому не докучали… но…
Паренек снова посмотрел под ноги. Я стыдился того, что не узнал его, но Торинов много, а мальчик, скорее всего, сильно изменился, превратившись в мужчину.
–А Гидеон…
Мои слова оборвал окрик, и один из солдат коммандера Брутуса шлепнул меня по руке коротким мечом в ножнах, что-то бормоча и жестами прогоняя меня с дороги. Загремели цепи, когда мы все, толкаясь, переместились в сырую придорожную канаву, заросшую высокой травой. Орун поскользнулся и упал на Дишиву, но она ничего не сказала, только поддерживала его, пока он не обрел равновесие, ворчливо поблагодарив ее. Но она уже вытягивала шею, стараясь разглядеть, почему нас согнали с дороги.
