Через некоторое время из шатра вышел Теп. Он был намного старше меня, один из самых уважаемых целителей гурта, но я все равно преградил ему путь.
–В чем дело?
–В том, что вам следовало оставаться в степях,– сказал он, вытирая кровь Гидеона тряпкой, которая висит на поясе у каждого целителя.– Капитан сам тебе объяснит, а мне нужно позаботиться о других раненых.
Он исчез, но вместо него появился Сетт.
–А ты не сдаешься, да?– нахмурился он.
–Да.
Он издал ворчание, отдаленно напоминавшее смех.
–Он один?
–Нет.
Сетт сложил руки на груди, и мы стали молча ждать. Вышедший наконец чилтеец не обратил на нас никакого внимания и зашагал к воротам. Изнутри Гидеон позвал своего заместителя.
Бросив на меня взгляд, означавший «стой тут», Сетт вошел, оставив меня топать ногами на ночном ветру, холодившем усталые кости. Вскоре он вышел и мотнул головой в сторону шатра.
–Ладно, иди. Он тебя ждет.
Я вошел. Гидеон так и сидел на столе, поправляя повязку на швах Тепа. Когда заживет, к мозаике шрамов на его груди добавится еще один.
–Рах,– он улыбнулся и крепко обнял меня. В нос ударил удушливый запах трав, в голове закружились старые воспоминания.– Как приятно снова тебя видеть.
–И тебя,– искренне сказал я. Сердце пело от воссоединения с этим человеком, которого я называл своим братом.– Мы думали, ты погиб.
Отпустив меня, он взял со спинки стула чистую рубаху и рывком натянул ее.
–Мне жаль.
Я два дня держал пост в святилище Мотефесет. Были принесены жертвы, и я горевал. Ни один Торин еще не решал не возвращаться после изгнания.
–Почему ты не вернулся? Тебя держат здесь пленником?
В вопросе слышалось обвинение, сильнее, чем я хотел, и улыбка Гидеона дрогнула.
–Это долгая история, Рах. Поужинаешь со мной?
Он жестом указал на еду на столе, гораздо более роскошную, чем та, что раздавали у костров. Рыба, орехи, рулеты из листьев, какое-то неизвестное мне мясо и полная миска винограда. И вино. Он налил и опустошил полный кубок, налил еще и на этот раз пододвинул второй кубок ко мне.
Усаживаясь, Гидеон застонал.
–Знаешь, я надеялся увидеть тебя здесь пораньше,– с улыбкой сказал он.– Это ужасно с моей стороны, ждать твоего изгнания, но я очень скучал по тебе, друг мой. Очень.
Я разглядывал темно-красное вино.
–И я скучал. Я до сих пор не понимаю, почему ты не вернулся.
–Потому что здесь будущее, а там – только медленная смерть,– сказал он, подаваясь вперед и сжимая мою руку с теплой, понимающей улыбкой.– Я знаю, что ты этого еще не понимаешь. Сетт рассказал, что у вас были трудные времена, что…
–Трудные времена? Они убили Оруна. Изнасиловали капитана Клинков Яровен. Моих Клинков били, Гидеон. Они голодали. Нам давали тухлую воду и приковывали к земле. И забрали наших лошадей.
–Да, я знаю,– сказал он, хватая меня за руку.– Но здесь тебе не причинят вреда. Здесь в загонах мои люди, они будут хорошо заботиться о лошадях.
–А мои Клинки? Когда они умрут от голода, побоев и цепей? Погребальные костры вы тоже приготовили?
Я забрал у него руку и отвернулся, чтобы он не видел моих слез. Некоторое время мы сидели молча. Когда мои плечи перестали сотрясаться, он снова заговорил.
–Рах, я понимаю твои чувства. Я был таким же, когда мы пришли сюда. Мы были первыми – никто не указывал нам путь. Мы были злы, напуганы, но держались гордо, ведь мы левантийцы. Я мог бы бушевать и отчаиваться, но не стал. Я выучил их язык и нашел тех, кто захотел выучить мой. Все меняется. Союзы меняются. Мир меняется, и ты тоже должен меняться, или умрешь, борясь с ним.
Глаза Гидеона светились тем же огнем, что горел у Эски, и от воспоминаний о нем и обо всем, что случилось с тех пор, как мы его потеряли, я обмяк. От изнеможения мой гнев почти прошел.
–Разве наш дом не стоит того, чтобы бороться?
–Я не хочу сражаться с собственным народом. А именно так бы и получилось. Борьба не с кольцом городов-государств, а с левантийцами, решившими поставить Единственного истинного Бога выше своих сородичей.– Он взял орех и расколол его зубами.– Ты смотришь так, будто не веришь мне, но давай, расскажи, как ты тут оказался.
Я уронил голову на руки, держать ее прямо уже не осталось сил.
–Я отказался уступить, когда корунские солдаты пришли за нашими лошадьми, нарушил приказ гуртовщика Риза. Мы их убили.
–Ну конечно. Ты с радостью сражался за гурт, а гуртовщик Риз получил повод избавиться от тебя. Очень умно. И теперь у него остались только юнцы, которые не смогут противостоять налетчикам.
–Но зачем?
Гидеон пожал плечами.
–Хотел бы я знать. Но я слышал подобные истории от каждого вновь прибывшего. Может, города-государства оставили попытки уничтожить нас более традиционными средствами. Мы слишком много передвигаемся, чтобы они могли вести войну с нами так, как им привычно.
И снова он потянулся и взял меня за руку, заглядывая в глаза.
–Ты здесь совсем недолго, чтобы понять, чего мы пытаемся добиться, но просто поверь мне.
–Конечно.
И я поверил. Даже после столь долгой разлуки. Я хотел найти его, безрассудно надеялся, что он еще жив, и вот он здесь, снимает с моих плеч груз ответственности. Я испустил дрожащий вздох.
–Хорошо. Будьте осторожны. Не нападайте на чилтейцев, как бы они вас ни провоцировали. Просто верь мне и не задавай вопросов. У нас еще будет возможность отомстить. И новая жизнь.
В шатер вошел Сетт, его лицо избороздили суровые морщины.
–Все кончено. Они получили, что хотели. Его святейшество объявил войну, и у Девятки не осталось выбора, кроме как сделать ход.
Гидеон откинулся назад, и губы его растянулись в улыбке, когда он взглянул на меня.
–Началось.
Глава 10
Мико
В тронный зал набилась кисианская аристократия, заполнив его сверканием шелков и драгоценностей и приглушенной болтовней. На церемонию императорской присяги всегда приходило много народу, но в этом году людей было битком – все надеялись, что его величество объявит имя своего наследника,– и стояла невыносимая жара. Хотя каждое дыхание было приправлено запашком пота, а мужчины и женщины наравне обмахивались веерами, никто не желал выйти на свежий воздух, боясь пропустить все самое интересное.
Прошло два дня. Два дня матушка не покидала своих покоев. Два дня я размышляла над словами императора Кина, пытаясь распознать их скрытое значение. Два дня я жила в страхе, что начнется война. Я твердила себе, что она может и не начаться, вот только Танака убил не какого-то мелкого купца, а доминуса Лео Виллиуса.
