–Да здравствует император Кин!
–Да здравствует император Кин!– подхватили придворные, и в центре зала зародилась и побежала волна поклонов.
Глава 11
Рах
Весь лагерь перешептывался о войне, но чувство вины не давало мне отойти от раненых Клинков и уделить внимание планам наших тюремщиков. Гем по-прежнему лежал в испарине и стонал. Фесселю было ненамного лучше, а Хаматет и Амун не могли удержать в себе ни еду, ни воду.
–У нас поначалу тоже были такие,– сказала Мемат, вытирая со щеки Хаматета потеки рвоты и будто не замечая этого.– От здешней еды у меня самой до сих пор иногда бывают расстройства.
Я взял у нее тряпку и прополоскал в ведре.
–Они поправились, ваши Клинки?
–Некоторые.
Позади нее Йитти поморщился. Он принял постоянное присутствие целительницы рода Намалака так же молча, как принимал все остальное. Она приходила и уходила с другими целителями, но в первые дни после нашего прибытия чаще всего ее можно было застать склонившейся над нашими ранеными или выполняющей поручения Йитти раздобыть что-нибудь.
–Мы можем сделать только то, что можем,– сказал он, переворачивая тряпку на лбу Гема, прежде чем вернуться к растиранию корней омока.– Мем, нам нужно…
–Твердое масло? Уже бегу.
Она вскочила и умчалась, ни говоря больше ни слова.
–Она мне нравится,– сказал Йитти, продолжая толочь корни.
–Она говорит ровно столько, сколько ты молчишь.
Йитти поморщился.
–Я говорю.
Я подождал его смеха или хотя бы улыбки, чего угодно, показывающего, что он шутит, но он смотрел на меня с таким недоверием, что вместо него засмеялся я.
–Я знавал лошадей, которые говорили больше тебя.
Его губы дрогнули, показалась улыбка. Не в силах дольше сдерживаться, Йитти прыснул хриплым, но веселым смехом. Звук разбудил Гема, и он заворочался, сбрасывая тряпку со лба.
–Мам,– пробормотал он,– все хорошо, мам. Все хорошо.
Он вскрикнул, будто лег на что-то острое, а после тихонько захныкал.
–Он плох,– сказал Йитти, и все его веселье испарилось.– Если жар скоро не спадет…
Он не договорил и снова принялся толочь корни омока.
С другой стороны костра кто-то стонал, Теп со скрежетом поворачивал железо в огне. Он не оставлял свой пост рядом с тремя ранеными Первыми Клинками, которые еще могли выжить, не ушел, даже когда Гидеон велел ему отдохнуть. Йитти иногда урывками дремал, но старый целитель только бормотал молитвы и продолжал работу.
–Думаешь, мы должны были драться?– задал я вопрос Джуты, не дававший мне покоя с той первой ночи.
–Нет,– уверенно ответил Йитти.– Нас бы всех перебили.
На языке вертелся второй вопрос, однако я не мог задать его, когда вокруг лежали мои умирающие Клинки.
Но и не нужно было.
–Нам надо было вернуться домой,– сказал Йитти, бездумно крутя пестик в ступке.– Ну, то есть я это понял теперь, задним умом. Тогда ты был прав.
–Но не сейчас?
Он пожал плечами.
–А дома было бы лучше?
Лицо Йитти исказила задумчивая гримаса, его губы шевелились, пережевывая ответ. Наконец он опять пожал плечами.
–Это странный вопрос.
Я не успел рассказать ему все, что узнал от Гидеона в ночь нашего прибытия – вернулась запыхавшаяся Мемат.
–Вот,– она протянула Йитти масло.– Прости, что так долго. Гуртовщик расспрашивал меня. Он идет сюда и…
Я встал. По лагерю в нашу сторону шагал Гидеон, и все приветствовали его как настоящего гуртовщика. Может, он и был им, для этого нашего странного гурта. Кто справился бы лучше, чем человек, пробывший здесь дольше всех?
Я отошел от больных поприветствовать его, оставив едкую вонь рвоты позади. Хаматет и Амун задремали, но запах никуда не делся.
–Гуртовщик.
Я сложил кулаки так же, как и остальные.
Он улыбнулся и остановился, уперев руки в бока.
–Не могу сказать, что мне это не нравится,– сказал он будто в ответ на вопрос, которого я не задавал.– Как раненые?
–Никому из моих Клинков не стало легче. Про Намалака лучше спросить у Мемат, а про твоих – у Тепа.
–Мемат уже обо всем мне доложила. И сообщила, что нужно исполнить мой долг.– Он посмотрел на ровный ряд мертвых левантийцев, пока не моих – полдюжины Первых Клинков Торина не пережили эту ночь.– Побудешь со мной, брат?
То, что он назвал меня так здесь, сейчас, после всего, что изменилось и пошло прахом, немного утешило мою растревоженную душу.
–Почту за честь.
Святилище Нассуса было построено у ручья, тесаные бревна подобно пальцам торчали из кучи камней. На каждом бревне грязью были нанесены символы, некоторые уже почти стерлись, другие выглядели свежими.
Гидеон опустился на колени перед запятнанной кровью травой, а Теп и Мемат принесли первую из павших Клинков. Я узнал лицо женщины, но не мог вспомнить имя, хотя она ездила с Гидеоном, сколько я себя помню. Оставив ее тело с капитаном, Теп вернулся к костру, но Мемат осталась. Гидеон мог принять ее помощь, но он был нужен мне самому, он должен был дать мне ответы, и я с улыбкой отослал целительницу обратно к Йитти.
Я опустился на землю рядом с Гидеоном. Он положил голову женщины на колени и вынул нож. Не тот, что всегда был при нем, нож был даже не левантийской работы, но несмотря на необычную форму рукояти, Гидеон с легкостью управлялся с ним, воткнув в затылок женщины.
–Торотет была с Первыми Клинками дольше всех,– сказал он, когда ее кровь полилась на траву.– Я всегда думал, что когда-нибудь она будет делать это для меня.– Он действовал уверенно, хватка его была твердой.– Или ты. После того как вызовешь меня и победишь.
Он искоса взглянул на меня, слегка улыбаясь.
–Вызову своего Первого Клинка?– рассмеялся я.– Зачем?
Гидеон пожал плечами.
–Титул должен принадлежать тебе, самому близкому из нас к заклинателю лошадей.
Если жители городов-государств почитали своих священников, королей, ученых и купцов, то левантийское общество вращалось вокруг заклинателей лошадей. Они происходили из разных гуртов, но жили отдельно. Их знания и умения были доступны каждому, кто принесет подношения их садам. В случае неустранимых разногласий их слово было решающим. Они лечили лошадей, прощались с неизлечимыми, руководили церемониями жертвоприношений, поединками и собраниями, давали советы по садоводству, племенным парам и местам для зимовки, и если один из них приходил в твой гурт и выбирал из детей ученика, то большей чести и быть не могло.
