Рука, властно опустившаяся на мое плечо, показалась неимоверно тяжелой.
–Я не закончил обучение,– сказал я.
–Но ты его начал.
–Оно… не мое это.
Он продолжил пилить плоть своего павшего Клинка, капли крови разбивались о землю.
–Я помню.
Сейчас я понимаю, что два года, которые я провел под руководством заклинателя Джиннита, многому меня научили, но тогда был уверен – я не научился ничему, кроме того, что не хочу быть заклинателем. Ученики возвращались редко, и хотя гуртовщик Сассанджи расстроился, потеряв первого потенциального заклинателя лошадей, вышедшего из Торинов за целое поколение, меня приняли с распростертыми объятиями. Снова привыкнуть к жизни гурта оказалось сложнее, чем я ожидал. Без Гидеона это было бы просто невозможно.
–Ты винишь меня за то, что не отговорил тебя?– Его слова вырвали меня из задумчивости, и снова они были сказаны с этим странным взглядом, будто наблюдающим за моей реакцией.– Твоя мать бы отговорила.
–Она бы попыталась.
Он рассмеялся.
–Да, возможно, ты прав, и никто не смог бы найти нужных слов, когда ты принял решение, но она взяла с меня обещание заботиться о тебе, и это до сих пор меня порой волнует.– Он высвободил нож, голова была почти отрезана.– Ну ладно, все это было очень давно. Уверен, когда мы здесь закончим, я построю для тебя что-нибудь достойное ее веры в меня.
–Когда закончим? Что здесь происходит, Гидеон?
Его руки остановились, и он искоса посмотрел на меня.
–Я… Прости, Рах, я не могу тебе сказать. Достаточно рискованно уже и то, что кто-то знает о существовании плана, о том, что мы не просто тупые дикари, которым нравится убивать. Вот кем считают нас чилтейцы. Даже те, кто выучил наш язык, сделали это только для того, чтобы шпионить за нами, а не узнать хоть что-нибудь о нашем народе или культуре.
–Ты мне не доверяешь?
Тишину между нами заполнял отдаленный гул лагеря, тишину столь напряженную, что она оставила дыру у меня в животе. Гидеон посмотрел на тело, лежавшее у него между колен.
–Я доверю тебе свою жизнь,– наконец сказал он,– но не это. Это я не доверю никому.
Последнее точное движение, и голова Торотет отделилась от тела. Гидеон убрал колени из-под ее плеч.
–Мы устроим Сожжение сегодня, если я раздобуду дрова. Знаешь, чилтейцы зарывают своих мертвых в землю. Как семена.
–Это кажется неразумным,– сказал я, принимая смену темы разговора со всей возможной гордостью, чтобы скрыть пустоту, которую его слова оставили в моем сердце.– И на этой же земле они живут? Растят на ней урожай?
–Да.
Я поморщился.
–И как телу вернуться к богам, если оно заперто под землей?
–Заперто под землей и превращается в растения, которые съедят.– Он ухмыльнулся, будто ничего не изменилось.– Заклинатель Джиннит этого бы не одобрил.
–Да у него от одной этой мысли корчи бы приключились.
Гидеон отнес голову Торотет к подножию святилища. Я хотел оставить его одного, хотел сбежать, но он жестом подозвал меня, и я не мог ослушаться. Я опустился на колени рядом с ним.
–Все точно так же, как когда мы потеряли капитана Таллуса,– сказал он, и во имя всех богов я хотел бы, чтобы так оно и было, но, когда мы соединили голоса в молитве, левантийскую похоронную песнь закружил чилтейский ветер.
Закончив, он принялся за второго павшего Клинка. Когда Гидеон занялся третьим, к нам подошел Йитти.
–Один для тебя, капитан,– сказал он.– Гем умер.– Он говорил с серьезной деловитостью целителя, но горе сжало его губы в жесткую линию, и он не встречался со мной взглядом.– Мы его принесем.
Мемат помогла ему, и, стоя на коленях рядом с Гидеоном, я приготовился освободить душу еще одного Клинка, радуясь, что на этот раз святилище так близко. И только надлежащим образом разместив еще теплые плечи Гема на своих коленях, я осознал, что у меня нет ножа. Чилтейцы забрали все ножи и не вернули.
–Вот.– Гидеон вынул из-за пояса второй, такой же нелевантийский. Я взял и поблагодарил, правда, нож был так же непривычен в руке, как и на вид, и я не мог не думать о великолепном шатре и прекрасной еде, и чилтейских словах, легко слетающих с губ Гидеона.
–Ты так и не научился как следует,– сказал он, понаблюдав за мной.– Ты работаешь так, будто боишься закончить. Будто боишься сделать им больно. Режь сильнее и решительнее.
Я с силой воткнул нож, и мою руку захлестнула кровь. Гидеон рассмеялся.
–Ты помнишь тот первый раз? Я взял тебя на охоту – ты был тогда седельным мальчишкой или тебя только что заклеймили, не помню. И мы наткнулись на группу корунских разбойников, которые решили, что могут захватить нас.
–Их было в два раза больше.
–Да, но насколько прекрасно они стреляют из лука с земли, настолько же отвратительно с седла. Решились бы спешиться, когда мы устремились к ним, так, может, и победили бы.
–До этого я еще никого не убивал.
Голова его третьего павшего воина отделилась от тела.
–Да, я помню. Ты весь дрожал, как пес перед бурей. Я велел тебе отрезать голову, а ты все хотел сказать, куда мне ее засунуть. После того как тебя третий раз стошнило.
–Да у него кишки торчали наружу!
Гидеон ухмыльнулся и хлопнул меня по плечу.
–Проклятье, до чего ж хорошо, что ты здесь.
Несмотря на все мои сомнения, вопросы и боль от его недоверия, я не мог не согласиться. Я слишком скучал по нему, по человеку, ставшему мне братом, отцом, учителем и героем.
–Капитан!– Мы оба повернулись. По заляпанной грязью траве к нам шел Сетт.– Капитан, тебя зовет легат Андрус. Срочно.
Вдалеке, в сопровождении двух стражников стоял чилтеец, которого я видел в первую ночь. Все левантийцы обходили их десятой дорогой. Я ничего не знал об устройстве армии, которая стояла лагерем рядом с нами, но украшения на его доспехах выдавали, что это человек более высокого ранга, чем коммандер Брутус. Возможно, он не был командующим, но выглядел как человек, привыкший к тому, что его приказы исполняются беспрекословно.
–Ладно,– ни секунды не колеблясь ответил Гидеон и протянул отрезанную голову Сетту.– Теперь это твоя задача. Будем надеяться, я скоро вернусь с новостями.
–Пусть тебе улыбнется удача.
–Да будет так.
Гидеон коротко улыбнулся мне и ушел, оставив со мной Сетта. Хотя он был рожден той же матерью, хмурому Сетту недоставало непринужденного обаяния Гидеона. Он ничего не сказал – ни когда освобождал в святилище душу павшего Первого Клинка, ни после, когда взял нож и начал отрезать четвертую голову. Может, он до сих пор злился на то, что я чуть не воткнул меч в горло тому чилтейскому солдату.
