Глядя на ее охрану, я облизнула губы.
–Нет,– сказала я, ощущая тяжесть ножа, оставшегося в сапоге.– Я сломала ему шею.
–Ого,– сказала она.– Этому меня никогда не учили.
–Отчаяние – хороший учитель.
Как и Иктус, и Алловиан. Священным стражам богадельни не дозволялось защищать меня от других детей или священников, но они были хорошими учителями.
Императрица кивнула своей охране.
–Можете опустить оружие. Двери заперты, госпоже Мариус нет смысла убивать меня здесь.
Императорские гвардейцы подчинились, но не выглядели особо довольными тем, что заперты в этом мрачном подвале в компании мертвецов.
–Вы знаете мое имя,– сказала я.
–Я знаю многое.– Она направилась к плите с телом Джонуса.– Впрочем, мне неизвестно одно: почему его тело мертво, но по-прежнему продолжает цепляться за этот мир.
Вслед за ней я подошла ближе к телу, и Ее зов перешел в отчаянный крик. Джонус был обнажен до пояса, и, хотя прошло много дней, он выглядел лучше, чем я ожидала. Кожа посерела, тело осунулось и обмякло, но еще не сочилось. А открытые глаза трупа не мигая глядели в каменный потолок.
–Его исследовали лучшие умы Коя,– сказала императрица.– Все они говорят, что он мертв. Много ран от стрел.– Она указала на одну глубокую, на щеке.– Они ясно указывают, что он мертв. Он не дышит. Его сердце не бьется. Он должен разлагаться. Но стоит только закрыть ему глаза, как они опять открываются. Как живые.
Я видела много трупов, убила много людей, но не было ничего ужаснее этого тела, захваченного между жизнью и смертью. Я коснулась холодной кожи, и жар, как внезапный укус змеи, пронзил запястье и ударил в висок. Тело Джонуса обмякло. А Она завопила в моей голове. Замелькали воспоминания. Боль умирающего, коченеющего тела, раны от стрел и разрезов, сделанных лекарями, чтобы выпустить злой дух. Темнота и страх. Ее, расслабленную, тащили на эшафот, выставляли напоказ как трофей, и Она оказалась в ловушке, из которой нет выхода.
Я отшатнулась и отвернулась – как раз вовремя, меня вырвало на пол, а не на ноги императрицы.
–Что ты сделала?– спросила она.– У него закрылись глаза.
Императрица Хана стояла передо мной, но зрение затуманилось, и меня снова вырвало так, что камни забрызгало остатками ужина.
–Я не знаю,– с трудом выговорила я, утирая рот рукавом.– Я его только коснулась. Не знаю.
«Уведи меня отсюда».
Сначала это была мольба, слабая и жалостная. Но, пока императрица Хана осматривала тело, мольба превратилась в крик. «Забери меня отсюда! Я хочу уйти из этого замка, от этого тела, от тебя, от всех и всего! Сейчас же!»
Ее крик заглушал мои мысли.
–А ты нечто большее, чем казалось,– сказала императрица Хана, снова останавливаясь передо мной.– Протяни левую руку.
Я безмолвно подчинилась, и не думая отказываться. Императрица Хана схватила мою руку, повернула ладонью вверх, но поморщилась и отпустила.
–У тебя есть родимые пятна?
–Нет.
–Ничего? Никаких необычных отметин?
–Нет.
Она покачала головой.
–Не может быть. Я, наверное, что-то упустила.
«Возьми его голову».
–Что?– спросила я. Вслух.
«Забирай проклятую голову, тащи Знахарю, и пускай он вырежет меня из тебя. Видит Бог, я больше здесь не останусь».
Императрица Хана покачала головой.
–Твое прикосновение. Ты что-то сделала. Потому-то тебе и нужна была его голова?
«Забери, и все!»
–Я… нет-нет, голова нужна мне, чтобы выполнить контракт. Доказать, что этот человек мертв. Это все, что я знаю. Прошу, позвольте мне ее взять. Отпустите меня. Ведь у вас теперь есть Лео, а какую ценность я еще могу для вас представлять?
–Хороший убийца неоценим.
–Только не запертый в осажденном городе.
–Да. Но можешь не сомневаться, никого из нас не постигнет такая судьба.
Комната продолжала кружиться, а Она выкрикивала проклятья, заглушая все мои мысли.
–Что?
–Я тебя ждала здесь не ради приятной беседы,– сказала императрица Хана.– Хотела видеть, насколько ты хороша. Ты прошла испытание. Теперь у меня есть для тебя другая работа, и, когда ты ее выполнишь, можешь вернуться за головой.
«Соглашайся, чтобы мы могли забрать голову и уйти».
–Хорошо, хорошо. Все, что скажете.
–Я хочу, чтобы ты убила иеромонаха Чилтея.
Я перевела взгляд с императрицы на бесстрастных, как статуи, гвардейцев.
–Иеромонаха?
–Так я и сказала. Он идет сюда во главе своей армии. Через несколько дней они будут у наших ворот. Пусть его войско увидит, что он повержен, а значит, заслужил гнев своего Бога. Тогда мы еще сможем повернуть вспять ход войны.
–Вы просите об этом чилтейку?
–Я прошу убийцу, которой так отчаянно нужна голова этого человека, что она рискнула войти в мой замок. Согласна на сделку?
Я смотрела на нее, мои мысли судорожно кружили. Безумие думать, что я сумею хотя бы приблизиться к иеромонаху, ничего предварительно не разузнав, не спланировав, а на это потребуются недели. Но выражение лица императрицы обещало мне страдания, если откажусь.
–Согласна,– сказала я, как сказала бы что угодно, лишь бы выбраться из замка живой.– Дайте мне эту голову, и иеромонах Чилтея умрет.
–Сначала иеромонах умрет, а затем ты получишь голову.
Никто из нас не двигался и не говорил, казалось, целую вечность, тишину каменной гробницы нарушало лишь потрескивание раскалившегося стекла горящих фонарей. Она не уступит, это я понимала, но покинуть замок без головы Джонуса означало бы еще дольше ждать Знахаря, я рисковала не встретиться с ним никогда. А гвардейцев здесь только двое. Я могла их убить, могла забрать голову. Это было бы достаточно просто, но вот выйти потом из замка, из города – почти невозможно.
–Хорошо,– произнесла я.– Будь по-вашему.
–Разумное решение. Не волнуйся, я всегда выполняю свою часть сделки. Голову сохранят до твоего триумфального возвращения.
Я решила, что сейчас самое время поклониться, что и сделала, лихорадочно бормоча уверения и благодарности, словно пьяница, изрыгающий комплименты первой встречной женщине. Подняв голову, я как раз успела увидеть, как один из гвардейцев императрицы обрушил меч на шею Джонуса, и не раз, а трижды, разрубая кожу и плоть и разбрызгивая по камням зловонную жижу.
Императрица Хана подняла голову за волосы и взглянула в мертвые глаза Джонуса.
–Гвардейцы тебя проводят. Удачи, Кассандра Мариус.
