–Д-да, ваше высочество.
Я шагнула к двери.
–И докладывайте мне почаще о его состоянии,– велела я.
–Слушаюсь, ваше высочество.
–И пока я не вернусь вместе с Мансином, императору нужен покой.
–Слушаюсь, ваше высочество.
–А если вы еще раз произнесете «слушаюсь, ваше высочество», я скормлю ваши яйца тиграм.
За моей спиной установилась тишина, прерываемая только моими всхлипами и сухим смехом Кина.
* * *
Я сообщила совету, что Кин занемог от усталости, и стала дожидаться прибытия Мансина. Поскольку военный совет не мог полноценно работать без командующего кисианской армией, за ним уже послали гонца, а мне осталось только ходить взад-вперед и размышлять.
Сын. Сын. Одиннадцатилетний бастард, пустое место, и все потому, что моя мать отказалась дать ему другого наследника. А меня отодвинут в сторону, выдадут замуж или убьют, причем, скорее всего, последнее, если только светлейшему Батите представится возможность на это повлиять. Я встречалась с кузеном императора лишь дважды, но даже ребенком почувствовала полыхающий огонь его ненависти. Если ему выпадет шанс, он казнит всех придворных, которые когда-либо поддерживали Отако, включая министра Мансина, которого я сейчас дожидалась, и поставит на все должности преданных ему лордов-южан, зависимых от семьи Ц’ай.
Расхаживая по вестибюлю, я уставилась на статую Цы.
–Оставь его в покое, ясно? Он не может умереть. Еще рано.
Министр Мансин прибыл в разгар дня и вышел из паланкина на опаленные солнцем ступени. Когда он шагал по двору в своем мрачном наряде и с суровым выражением лица, казалось удивительным, как такой высокий и внушительный человек мог поместиться в тесном паланкине. Хотя он и был одет в изысканный шелк с замысловато завязанным поясом-оби, он поднимался по лестнице с уверенностью закаленного в боях генерала.
–Принцесса Мико,– сказал он с поклоном, ничем не выдав своего удивления.– Наверное, я заставил его величество слишком долго ждать, раз он послал вас мне навстречу. К сожалению, дела в…
–Меня прислали не для того, чтобы отчитать вас за опоздание, министр,– ответила я.– Я должна сообщить вам, что его величество прикован к постели. Он болен. Мне поручено принять ваш доклад от его имени, пока он отдыхает.
Я много раз репетировала эти слова, и в моей голове они звучали гораздо лучше. А при взгляде на равнодушное лицо министра Мансина меня одолевали сомнения. Министры вообще делают доклады? Не выдала ли я себя?
–Болен?– наконец спросил министр и взмахом руки показал, что нам лучше уйти с солнцепека.– Надеюсь, ничего серьезного? Если бы я знал, то отложил бы все дела в гарнизоне.
–Вы ведь со всей серьезностью относитесь к своим обязанностям, ваше превосходительство?– сказала я, пока мы шли к внутреннему дворцу.
–Как должны относиться все, кто присягнул служить Кисии.
–Да, но разве все так относятся?
Это был слишком резкий вопрос, заданный слишком рано, и я мысленно отругала себя под ритм шагов. Дура. С какой стати этому человеку даже размышлять о том, чтобы стать твоим союзником?
–Очень на это надеюсь, ваше высочество, хотя некоторые и впрямь ведут себя более легкомысленно. Когда ты многим владеешь, легко отдавать, а когда ничего не боишься, можно с легкостью отдать все.
Император Кин держал при дворе в качестве заложницы дочь министра Мансина, в точности так же, как и Эдо. Сичи всю жизнь была помолвлена с Танакой, его величество никогда не разрывал их союз, но и не давал окончательного благословения на брак. Такое неопределенное положение гарантировало лояльность ее отца.
–И чего же боитесь вы, министр?
–Того же, что и все, ваше высочество.
Мы уже очень далеко отошли от заготовленных заранее речей, и страх чуть не сковал мой язык, но от молчания я потеряла бы больше, а потому продолжала говорить.
–Вы тревожитесь за ваше положение и поместье, а еще, вероятно… за вашу дочь.
До этого мгновения он не выказывал эмоций, но при упоминании Сичи повернулся, и между его бровями на миг пролегла складка озадаченности.
–Я слышал о принце Танаке. Наверное, вы поглощены горем, и я вам соболезную.
–Благодарю за доброту. Я тоже сожалею об ударе, который нанесла эта потеря вашей семье, и надеюсь, что Сичи найдет хорошего жениха.
–Пока что мне довольно и того, что она жива и здорова, ваше высочество.
–Уверена, так и есть, она всегда возвращается после летнего отдыха с улыбкой на губах.
–В этом году она поехала навестить свою бабушку в Тяне, и я не получал от нее вестей с тех пор, как…
Он не закончил фразу, и в тишине лишь раскатывалось эхо наших шагов.
–Мне жаль,– хрипло прошептала я.– Я не знала.
–Да, ваше высочество, конечно, вы не знали. Мое поместье к северу от Сувея, на реке, и многие члены семьи живут по всему северу.
–И все же вы здесь. Министр, я совершенно искренне говорила о вашей преданности долгу, но сейчас повторю это даже с большей уверенностью. Кисии повезло, что вы сражаетесь за нее в эти трудные времена.
Эти слова шли от души, а не от рассудка, и, когда Мансин остановился и посмотрел мне в лицо, мое сердце громко застучало. Мы уже дошли до сада, и внутренний дворец тянулся посреди него в небо, как остров в море зелени.
–Ваши слова очень лестны, ваше высочество. Могу лишь надеяться, что точка зрения его величества совпадает с вашей. Без Сичи и Танаки…– Щурясь на ярком солнце, он посмотрел на купающийся в летнем зное сад.– Скажем так, у него больше нет гарантий, а во время войны легко повсюду видеть врагов. Благодарю за то, что составили мне компанию, ваше высочество. Теперь я предпочел бы пройтись в одиночестве и обдумать сказанное. Я изложу свои предложения его величеству, когда он будет готов их выслушать.
Он поклонился и пошел к длинной колоннаде, затеняющей дорожку от внешнего дворца к внутреннему, и я чуть было его не отпустила. Но я слишком много раз побеждала смерть, чтобы сейчас смириться с ее вероятным приходом, и бросилась следом за министром.
–Подождите,– сказала я, радуясь, что в колоннаде нет никого, кроме нас.– Я не была с вами полностью честна.
Министр Мансин снова остановился.
–Весьма частое явление при дворе. И в чем же, ваше высочество?
–Он не просто болен. Он умирает. Может не протянуть до утра, не говоря уже о ближайшей неделе.
Министр опять медленно двинулся вдоль колоннады, словно не слышал. Вокруг жужжала мошкара, а стайки ярких птиц купались и пили в тихих прудах.
–Умирает?
–Да. Он был тяжело ранен, когда мы бежали из Коя во время мятежа.
Мятежа, который устроила моя мать. Но этого я не сказала.
