–На какое расстояние безопасно приближаться?– прошептала я, наклонившись к Эдо и рассматривая ворота.– Не хочу выглядеть трусихой, но и подушкой для булавок стать не хочется.
–Думаю, на полпути – приемлемый компромисс,– отозвался он.– Мы будем выглядеть уверенными и вынудим их выехать к нам на переговоры.
–Если они хотят вести переговоры.
–Может, и не хотят, но все равно предпочтут переговоры долгой осаде. До следующей переправы несколько дней пути, но мы легко можем разбить второй лагерь у южных ворот и отрезать им пути отхода на всю зиму.
С другой стороны от меня генерал Мото недовольно засопел.
–Полевой лагерь зимой? Надеюсь, до этого не дойдет.
Для человека, который вонзил мне нож в спину, его тон был слишком бодрым и дружелюбным. К счастью, генерал не ждал ответа.
С развевающимися за спиной флагами мы приблизились к небольшому холму на полпути к городу, но ворота остались закрытыми. Ни одно поле предстоящей битвы не бывает таким тихим, ни один захваченный город – таким безмятежным. Демонстрируя показное единство, не имеющее ничего общего с реальностью, мы вчетвером остановились перед подъемом. Чтобы выплеснуть нервную энергию, я похлопала лошадь по шее и поправила упряжь, не глядя на остальных.
–И сколько нам ждать?
–Не знаю,– признался Мансин, впервые сказав что-то, выходящее за рамки придворных любезностей.– Я никогда не сталкивался с такими ситуациями, чтобы никто не вышел на переговоры.
Мы ждали. И ждали. У меня затекли ноги, очень хотелось снять напряжение в плечах, а из-за постоянного движения облаков мы то оказывались на ярком свету, то в сумрачном холоде. Лошади начали беспокоиться. Мансин и генерал Мото скрашивали ожидание приглушенным разговором, но вскоре умолкли, и только флаги отчаянно хлопали на ветру.
–Это нелепо,– сказала я, взглянув на небо и заметив, что солнце уже проделало изрядный путь к зениту.– Чем дольше мы здесь торчим, тем глупее выглядим,– добавила я вполголоса, но, хотя Мансин бросил на меня осуждающий взгляд, ответил генерал Мото.
–Похоже, что-то все-таки там происходит,– сказал он, мотнув головой в сторону ворот.
По мне прокатилась волна не то облегчения, не то тревоги: городские ворота наконец-то начали медленно открываться, как будто людям за ними некуда торопиться. Из расширяющейся щели появились всадники. Левантийцы.
–Что за…– воскликнул генерал Мото.
Это мог бы сказать любой из нас, но я обрадовалась, что именно он озвучил мое смятение.
–М‑да, неожиданно,– пробормотал Мансин.
Так оно и было, но наши с Эдо гримасы не имели отношения к левантийцам в целом, лишь к женщине, возглавлявшей небольшую группу. Впереди гордо ехала заклинательница Эзма, ее корону из лошадиной челюсти невозможно было не заметить даже с большого расстояния. Я закрыла глаза и вздохнула. Я не знала, радоваться или ужасаться, лучше или хуже иметь дело с ней, а не с армией чилтейцев – все будет зависеть от того, что происходит внутри притихшего города.
–А, ваше величество,– обратилась ко мне заклинательница, приблизившись. А взглянув на Мансина, добавила:– Или ваши величества? В последнее время в империи стало тесновато.
Она осадила коня, и ее спутники остановились позади нее, держа руки поблизости от луков и сабель.
–А вы не упрощаете положение, уважаемая заклинательница,– сказала я, чтобы успеть до Мансина.– Когда вы покинули Когахейру, я была уверена, что вы намерены уехать домой, но вот вы здесь. Я думала, что город захватила чилтейская армия.
–Она и захватила – на короткое время, а теперь город наш.
В ее улыбке был намек на триумф, хвастовство собственной хитроумностью.
–Умно,– сказала я, подыграв ей, чтобы держать разговор под контролем.– Но придется объяснить доходчивее, если хотите, чтобы я поняла, в чем дело.
–А всё дело в том, что, как только они устроились на ночь в казармах, мы забаррикадировали все выходы, захватив олигарха и иеромонаха, и взяли город под контроль.
–Теперь понятно, умный ход. И вы собираетесь удерживать город всю зиму?
Эзма наклонила голову и перевела изучающий взгляд на Мансина.
–Так что же?– рявкнула я.
Она цокнула зыком.
–Вы слишком высокомерны, дитя,– сказала она, и от ее тона я сжала поводья.– Не волнуйтесь, я не собираюсь удерживать город ни минуты после того, как получу желаемое.
–Так чего вы хотите?– спросил Эдо.
Она выпрямилась в седле и с вызовом посмотрела на каждого из нас по очереди.
–Золото. И корабли.
–Зачем?
В ее насмешливом взгляде в мою сторону читалась жалость.
–На припасы и наемников, чтобы Вельд Возрожденный мог покорить левантийские степи во имя Единственного истинного Бога.
Мансин так резко и зло засмеялся, что у меня сжалось сердце. Рах столько всего мне дал, и в последний раз, снова попросив у него слишком многого, я поклялась больше ничего не просить. И вот опять могу спасти империю и вернуть трон, не потеряв жизнь, но ценой души его народа. Однако если я откажусь, Мансин все равно заключит эту сделку.
Он молчал, ожидая моего решения, и насмешливо улыбался уголком губ. Он с самого начала ненавидел Раха, ненавидел левантийцев, отказывался видеть, как много они нам дали, и наслаждался происходящим.
Левантийцы сильны. Мы успели бы предупредить их, помешать планам Эзмы – слабые оправдания, которыми я пыталась утешиться. И все же кивнула.
–Хорошо,– сказала я, пожав плечами и стараясь говорить беззаботно.– Полагаю, мы можем прийти к соглашению. Золото и корабли в обмен на то, что вы откроете городские ворота и позволите нам без боя вернуть Симай, захватить чилтейскую армию и все прочее.
–Чилтейскую армию и прочее,– согласилась она.– Если вы предложите больше, чем предложит Девятка за то, чтобы эта же армия благополучно добралась домой или осталась в городе.– Когда генерал Мото пробурчал что-то себе под нос, она подняла голову.– Вам это не нравится, генерал. Так что же, будем торговаться?
Я уже несколько раз тронула Хацукой, просто чтобы чем-то занять руки. Сделка с заклинательницей Эзмой означала, что мы возьмем город без сражения, без потерь и разрушений, и все же мысль об этом грызла меня изнутри. Из-за нас левантийцев ждали на родине новые беды, и в конце концов мне все равно придется бороться за трон. Ни Тор, ни Нуру еще не вернулись с поисков генерала Рёдзи и не знают о моем вероломстве, но это служило слабым утешением.
Я провела рукой по почерневшему дереву Хацукоя. Его присутствие и гладкие изгибы успокаивали, как ничто другое. Каждый день я всё больше ощущала себя натянутой тетивой, но, как и тетива, люди не созданы для того, чтобы их натягивали и держали до тех пор, пока не порвутся. Как долго я смогу продолжать в том же духе, если потерплю неудачу?
