–Теперь мы можем идти?– прохрипела Кайса, глядя так, как способен смотреть только труп, у которого уже не действует половина лица.
–Получается, твоя вторая душа сейчас в трупе, но ты можешь вернуть ее… в свое тело?– глаза Костяной бабы блестели от любопытства.– Покажи.
–Тогда скажи своим дикарям, чтобы никто не воткнул в меня нож, когда я сдвинусь с места,– ответила я, кивая на окружавших нас левантийцев.
Бросив им пару слов, левантийка кивнула. Делать нечего, надо было вытаскивать Кайсу, пока труп совсем не окоченел, но я предпочла бы не завершать этой демонстрацией мое гибельное признание Яконо.
–Твою мать.– Я вздохнула.– Наверное, теперь слишком поздно.
Я проковыляла вперед, одним глазом присматривая за вооруженными левантийцами, и дотронулась до руки Кайсы. Я уже так привыкла к ощущениям, когда Хана или она входили и выходили из моего тела, что сейчас почти об этом не думала. Это было похоже на вдох, глубокий и все-таки недостаточный, заполняющий пустоту, которую невозможно заполнить по-настоящему. Прошла лишь секунда, а мне показалось, что целая жизнь: Яконо не сводил с меня тяжелого взгляда.
Тело кисианского возницы, лишившись души, медленно завалилось набок, а потом, не сгибаясь, рухнуло как срубленное дерево.
«Слава Богу, там уже становилось совсем неуютно»,– сказала Кайса, вместе с мыслями мне передавалось и ее облегчение.
–Потрясающе,– произнесла Костяная баба.– Если будешь искать работу за пределами Кисии и Чилтея, есть одна группа одаренных людей, работающих по найму. Сейчас они за морем Глаза, но уверена, их несложно найти, если кто-то вроде тебя поспрашивает нужных людей.
Кто-то вроде меня. Я всегда останусь нелепой случайностью, какой родилась, и никем больше.
–Это замечательно,– ответила я.– А теперь мы можем идти? Я удовлетворила твое любопытство?
Костяная баба по-левантийски выразила согласие, тряхнув длинными волосами.
–Удовлетворила и ответила на вопрос, почему ваши с доминусом Виллиусом судьбы связаны. Ничего удивительного, что он проявляет такой интерес к той, что в буквальном смысле живет с двумя голосами.
Кайса ахнула, будто ее ударили. Окружавшие нас левантийцы с недовольным видом отступили. Некоторые, потягиваясь и зевая, резали себе кожу и прятали клинки в ножны, но другие продолжали держать оружие наготове и смотрели на проходящих кисианцев с опаской.
«Супруга с двумя голосами,– сказала Кайса, когда я встала. Колени заболели так сильно, что пришлось подождать, пока они смогут меня держать.– Она знает о пророчестве».
Яконо поднялся на ноги гораздо легче, чем я, стараясь не смотреть на кисианского возницу, лежавшего на камнях.
–Получается, я…– начал он,– я единственный, кто не знал, что ты… ты – это два человека?– Он отвернулся от трупа, боль и грусть у него в глазах были как удар в живот.– Я правильно понимаю? Вы… вы разные люди?
–Да, я думаю, можно сказать и так.
–Капитану Раху было позволено это знать, а мне нет. Почему?
–Потому что мне наплевать, если он меня ненавидит!
Он разинул рот.
–Ты боялась, что я тебя возненавижу?
–С людьми так всегда. Я несчастный урод вроде Дуоса и его братьев.
–Разве ты пытаешься стать возрожденным богом, убивая всех на пути?
–Нет, но…
Кайса протиснулась вперед и взяла контроль.
–Это все очень мило,– перебила она.– Но тут полно встревоженных левантийцев. Надо выбираться отсюда, пока они не решили, что мы все-таки их враги. Если мы хотим спасти Унуса, второй раз попадаться нельзя.
Даже придавленная ее контролем, я услышала, что шум вокруг усиливается. Восторженные приветствия кисианских горожан сменились какой-то суматохой, левантийцы перекрикивались друг с другом, в явной панике отступая от солдат, продолжавших заполнять площадь.
Возвращая себе контроль, я как будто шаталась в собственном теле.
–Что здесь творится?– произнесла я, когда все вокруг обернулись к воротам.
Левантийцы встали в оборону, извлекая только что убранное оружие.
Мы с Яконо озирались, высматривая, что изменилось. Ни один кисианский солдат, кажется, не выказывал готовности напасть, тем не менее паника накалила и наполнила гулом воздух. Чтобы уловить имя, как шипящее ругательство распространявшееся среди левантийцев, не потребовалось знание их языка.
Доминус Виллиус.
–Быстрее,– сказал Яконо, так же, как и я, услышавший это имя.– Нужно спрятаться, пока он нас не увидел. Нужен план.
Он метнулся через площадь, огибая шатры и кострища и уворачиваясь от клинков. Я последовала за ним, мечтая хоть о капле его грациозной легкости. Ноги продолжали кричать, что они не забыли, как долго им пришлось прижиматься к камням.
Яконо, похоже, знал, куда идет, или хотя бы помнил, в какой стороне север. Он нырнул на улицу и резко свернул в переулок, едва не столкнувшись с кучкой детей, споривших о том, уходить ли домой или посмотреть на неразбериху. Неожиданное появление Яконо вынудило их спасаться бегством. Все еще извиняясь на ходу за причиненное беспокойство, он остановился в середине переулка, откуда детям открывался прекрасный вид на прибывающих кисианских солдат. Они тоже как-то замедлили темп, некоторые оборачивались, и по рядам распространялось замешательство.
–Похоже, никто не ждал его появления,– сказал Яконо, когда я присоединилась к нему на углу.
–Кроме нас.
Он дернул плечом, выражая согласие, и по-прежнему не сводил глаз с проходящих солдат.
–Ему требуется довести пророчество до конца, и всё необходимое находится здесь.
«Все необходимое,– задумчиво повторила Кайса.– Только госпожа Сичи несвободна и не может за него выйти».
«Ты опять талдычишь об этом браке,– сказала я.– Я надеюсь, сама-то не собираешься выходить за этого ублюдка, когда он так близок к тому, чтобы стать Вельдом?»
«Нет…»
Ее неуверенность меня беспокоила.
–Интересно, если… О! Вон он!– Яконо пригнулся.
Появился Дуос, шагающий во главе отряда кисианских солдат – во всем городе, похоже, только их не смущало его присутствие. Гордо подняв головы, солдаты следовали за священником, словно он был их богом – в полном облачении иеромонаха Дуос так и выглядел. Он всегда носил маску и одежду первосвященника, но я никогда не видела его в церемониальном облачении. Его отец одевался так лишь в особых случаях и никогда, если шел с армией. Дуос явно нарядился для новой роли – Вельда, воплощенного бога.
Легкая дрожь, пробежавшая по коже, превратилась в ужас при виде следовавших за ним солдат. Они маршировали, со всех сторон закрывая человека с мешком на голове. С его шеи свисали цепи от кандалов, соединяясь с запястьями и лодыжками, так что он мог идти, только волоча ноги, подгоняемый сзади солдатами.
