–Что ты делаешь?– сказала я, хотя это страх Кайсы заставил слова сорваться с моих губ.
–Заканчиваю начатое,– ответил Дуос, и солдат ударил Унуса по ногам сзади, так что тот с хрустом колен рухнул на пол.
Кайса прорвалась вперед и заставила нас вскочить на ноги.
–Ты пока не можешь приносить его в жертву!
–Не могу? А я думал, ты лучше знаешь Пророчество, Кайса.
Текст и смысл предания она изучила куда глубже, чем я, но теперь с трудом извлекала фрагменты из памяти. Супруга с двумя голосами, принести себя в жертву и убить лжесвященника… кажется, все должно быть сделано в таком порядке?
Дуос щелкнул языком.
–В данном случае – не обязательно, хотя безопаснее было бы соблюсти тот порядок, в котором все перечислено. Но теперь, когда Дишива удрала, будет правильнее выполнить то, что уже в моей власти, пока не случилось что-то еще. Поэтому…
Он извлек из-под одежды короткий нож и поднял его к свету. Блеснуло острие и, как в драме на театральных подмостках, солдат сдернул мешок с головы Унуса.
Волосы у него поднялись копной на макушку, а потом постепенно опали и повисли вокруг раскрасневшегося лица, рот исказила болезненная гримаса. Наклонившись к нему, Дуос что-то зашептал, слишком тихо, чтобы расслышать, хотя Унуса корежило от его слов.
–Каким облегчением будет наконец избавиться от тебя,– выпрямляясь, произнес Дуос.– Этакая заноза в боку, но необходимая до самого конца.
Во дворе собиралось все больше кисианцев в дорогих одеяниях, гомон их болтовни нарастал, но Яконо пока не появился.
«Вот дерьмо!»– прошипела я, когда Кайса зашагала к двум Лео, отчего охранникам пришлось преградить нам дорогу.
–Ты совершаешь ошибку, делая это сейчас,– дрожащим голосом произнесла она.– Ошибку, которая, подобно утрате Септума, разрушит все.
–Я знаю, что делаю,– отрезал Дуос.– Я Вельд Возрожденный. Я построю святую империю, которая распространится за пределы Чилтея, заявит права на наши прежние земли и вернет то, что принадлежит Богу. Держите крепче,– добавил он солдатам, сжимавшим Унуса.
Оружия у меня не было, и между нами и Дуосом стояли охранники, но если Яконо не появится прямо сейчас, то выбора не осталось. Я в последний раз оглянулась и поняла, что по-прежнему одна.
«Ты не одна,– сказала Кайса.– Совсем не одна».
Я вспомнила, как умирала в теле Ханы, и к горлу подступил ком. Да, со мной был Яконо, но в душе я никогда не чувствовала себя более одинокой, чем в тот момент. Что ж, по крайней мере, в этот раз мы с Кайсой умрем вместе.
Прошмыгнув мимо стражи, я бросилась к Дуосу. Как я и ожидала, в последний момент он отскочил, а его клинок для жертвоприношения прочертил алую полосу у меня на руке. Я опять метнулась к нему, и он рассмеялся.
–Что, Кассандра, хочешь поиграть? Поглядим, ошибался ли мой отец насчет твоего мастерства.
Ухмыляясь, он сделал выпад, блеснул клинок. Видя, как он доволен своей игрой, солдаты держались от нас в стороне, однако нож глубоко вонзился мне в руку. Извернувшись, я выдернула его у Дуоса и метнула через святилище. Из моей раны хлынула кровь, но остановиться и унять ее означало позволить Дуосу подобрать клинок. Позволить ему убить Унуса. Победить.
Я опять попробовала перейти в атаку, но, читая мысли, он предвидел каждый выпад и каждый удар. Скорость не имела значения, как и навыки. Я с таким же успехом могла бросаться на стену. Стену с твердыми кулаками и умеющую работать ногами, стену, знающую наши уязвимые места и раны. Пока мы удар за ударом метались по полу святилища, Унус неподвижно стоял на коленях. Вероятно, он чувствовал каждый миг наслаждения, которое испытывал его брат, медленно убивая нас.
–Даже если убьешь меня, думаешь, это что-то изменит, Кассандра?– засмеялся Дуос.– Твоя драгоценная Мико уже мертва. И тебе ее никак не спасти.
Я в десятый раз поднялась с камней, ноги и руки уже отказывались подчиняться, а во рту ощущался железный и горячий вкус крови.
–Люди постоянно твердят, что она мертва,– пробормотала я, с трудом выговаривая слова.– Люди болтают, а она продолжает разочаровывать их.
Я вложила все силы, весь порыв в безумный, хоть уже и бессильный удар, даже не надеясь сразить Дуоса.
Он ударил меня ногой в живот, отчего мы, обдирая кожу, проехались по камням.
–Может быть и так, но даже если она доберется сюда, ей не жить, твоя жертва будет напрасной. Лучше ей умереть в бою, чем, проделав долгий путь, быть казненной здесь за измену.
–Нет!– Слово вырвалось из горла как рык. Я отказывалась смириться, отказывалась сдаваться.– Я не дам ему это сделать. И тебе не дам.
Я с трудом встала и опять поплелась к нему, ослабевшая, на подкашивающихся ногах, но теперь это уже не имело значения. Боль – ничто в сравнении с пустотой в моем сердце и в жизни. Может быть, и стоит умереть в муках, когда есть за что или за кого умирать.
И я снова пошла в атаку, ощущая себя скорее куском мяса, чем человеком. Дуос знал, куда я ударю, был готов встретить нас, и мы с ним сцепились.
Я мельком увидела одного из солдат Дуоса, он шатался, прикрыв глаза и сжимая руками голову. Зазвенели цепи, и послышались шаркающие шаги. И от резкого удара Дуоса ногой по колену я с криком рухнула.
–Не давайте ему влезать к вам в головы, идиоты!– взревел Дуос.– Верните его сейчас же, или сами окажетесь на этом жертвеннике!
Стражники бросились вслед за Унусом, и пол под нашей щекой затрясся от топота бегущих ног. Несмотря на монотонную боль, я почувствовала слабое удовлетворение от того, что Унус сбежал, хотя и понимала: это ненадолго. Ему некуда идти, он безоружен, а дворец теперь превратился в гнездо всевозможных врагов.
Ухватив за волосы так, что ожгло кожу, Дуос приподнял с камней нашу голову.
–Как печально,– произнес он.– Вы отдали за него жизнь, а ему не хватило порядочности даже попытаться помочь спасти вашу,– он прищелкнул языком.– Но он не уйдет далеко, как и Дишива.– Дуос вцепился в мою челюсть, и мне показалось, что вот-вот сломает ее.– Все вы обречены умереть.
30
Мико
–Стройся!
Выкрик капитана Кирена вывел меня из ступора, и я сдернула Хацукой. Развернув лошадь, я прицелилась и выстрелила, как только в нашу сторону полетел первый залп стрел.
–Стройся! Защитить ее величество!
Казалось, будто моя охрана повсюду и нигде, а враги со всех сторон. Все, что мне осталось,– положиться на чутье и выпускать стрелы одну за другой, пока клинки не оказались слишком близко. Один порезал круп моей лошади, и я с трудом помешала ей броситься на моих же солдат. Я выхватила меч. С каждым ударом по кисианскому солдату я надеялась, что это враги и я веду праведную битву, расплескивая кровь. Шеи, лица, руки, головы – я укладывала врагов всеми способами, а вокруг всё громче звучала смерть. Крики боли и ужаса, визг лошади, которую порезали прямо под седоком – я словно снова сражалась у Рисяна, только против меня выступила собственная армия.
