Остановившись, Гидеон метнул копье. Оно просвистело рядом с ухом Эзмы, и она дернулась, отложив казнь, чтобы послать своих сторонников к Гидеону. Раньше они просто кричали, а теперь выхватили сабли, и на лицах была написана ненависть.
–Проклятье!– Схватив Гидеона за руку, я оттащила его назад, к группе поющих вместе со мной левантийцев.– Если хотите добраться до него, придется сначала разделаться со мной!– рявкнула я, сердито глядя на последователей Эзмы.
–С нами,– поправил меня Ясс, шагнув ко мне.
С ним были Лашак и Диха. Амун выхватил саблю и кричал Раху, как и Гидеон, чтобы встал и дрался, не позволил изгнанной заклинательнице победить. И впервые с тех пор, как я ступила на эти про€клятые берега, я почувствовала, что не одна. Сколько бы боли ни причинил нам Гидеон, мы будем защищать его, потому что он часть чего-то большего. Мы защищаем не только его, а нашу надежду на лучшее будущее.
–Рах!
Услышав хриплый вздох Гидеона, я приготовилась к худшему, но каменный помост был пуст. Ни Раха. Ни Эзмы. Там лежал лишь позабытый Деркка, и из его горла текла кровь.
Даже без своей предводительницы сторонники Эзмы продолжали напирать, изрыгая ненависть и ярость, требуя крови Гидеона.
–Нужно пробиваться,– сказала я, когда Аурус позади меня что-то выкрикнул.– Но нельзя их убивать.
Похоже, эти слова навели Гидеона на мысль, и он перевел взгляд с пустого помоста на Ауруса.
–Это вы командуете чилтейскими солдатами?– спросил он.
–Да, у вас есть план?
–Есть, если солдаты ко мне прислушаются.
–Боюсь, они не обладают моими познаниями в языках.
Гидеон ответил на чилтейском, и Аурус вытаращил глаза.
–Святой Боже,– сказал он.– То-то я думал, что где-то вас видел. Император Гидеон! Как низко пали сильные мира сего!
–Да чтоб вас! Велите солдатам выполнять мои приказы, и мы сумеем отсюда выбраться.
Не дожидаясь ответа, Гидеон гаркнул приказ по-чилтейски. Он расправил широкие плечи, вытаскивая саблю, и вновь стал человеком, в которого верят, ведущим других за собой. То ли подействовал его командный тон, то ли пыл схватки, но чилтейцам не понадобилось одобрение секретаря Ауруса, они подчинились Гидеону, как будто он был их предводителем.
И тут же все пришло в движение. Передние ряды просочились мимо нас, подняв щиты перед наступающими левантийцами. Другие пошли с флангов, а вторая шеренга присоединилась к первой, держа щиты под углом, как скат крыши. В стороне от боя они как будто оказались внутри стального корпуса, и каждый чилтейский солдат крепко стоял на позиции. И они ждали. Ждали новых указаний Гидеона. Каким императором он мог бы стать! Какой дом для левантийцев мог бы построить! Теперь оставалось лишь скорбеть о будущем, которое украл Лео, и еще раз поддержать Гидеона.
Когда все заняли места, Гидеон снова прокричал приказ, и чилтейцы в унисон сделали один шаг, а за ним еще один, и еще, медленно напирая щитами. Левантийцы с воплями наскакивали на тех, кто прятался под металлической защитой, но не могли устоять, им оставалось либо отступить, либо быть затоптанными чилтейскими сапогами. Вот так, шаг за шагом, мы шли к воротам.
От щитов отскочила пара стрел, за ними и копье. Я кипела гневом. Они стреляют не в чилтейцев, не чилтейцев пытаются остановить, а меня, Гидеона и всех, кто со мной, и я ненавидела их за это. Но они все равно были моим народом. Мы должны обеспечить им будущее.
–Хватит!– сказала я, повернувшись к Гидеону.– Прикажи им остановиться.
–Остановиться? Ворота уже близко… Ты разве не хочешь выйти отсюда живой?
Я испепелила его взглядом – человек, когда-то отдававший мне приказы, теперь слушал мои.
–Просто выполняй. И скажи им, чтобы пропустили меня.
Гидеон пожал плечами, произнес несколько резких слов по-чилтейски, и солдаты прекратили медленное, но неотвратимое продвижение к свободе.
–Что вы делаете, Дишива?– прошипел Аурус.– Идти дальше одной слишком опасно.
–А стоять посреди дороги и выводить отсюда вашу армию не опасно? Но ведь получилось, правда? Доверьтесь мне, секретарь.
Он посмотрел на меня так, будто собирался поспорить, а потом перевел взгляд на Ясса и Гидеона в поисках поддержки. Оба пожали плечами: они слишком хорошо знали, какая я упертая, и отговаривать не стали.
–Ладно,– сказала я.– Если что-то пойдет не так, уходите отсюда как можно быстрее под прикрытием этого ходячего щита. За воротами вы будете в безопасности, им не хватит людей сражаться в открытом поле.
Не дожидаясь ответа, я протиснулась сквозь ряды чилтейцев, пока не оказалась прямо за стеной щитов. По команде щиты раздвинулись, чтобы я могла сделать глубокий вдох и шагнуть на залитую солнцем дорогу. В одно мгновение все взгляды и стрелы оказались нацелены на меня. Кто-то в толпе кричал, толкался, плевался и осыпал меня ругательствами, и я дала волю ярости.
–Бросьте оружие и разойдитесь!– гаркнула я, сурово уставившись на них.– Прекратите! Мы не заслужили изгнания, когда прибыли сюда, но видят боги, теперь заслуживаем. Это не наш город. Эти чилтейцы нам не враги. Вы не враги мне, а я – вам, и заклинательница Эзма недостойна своего звания. Она лгала вам, чтобы собрать в этих землях армию и завоевать нашу родину, потому что иначе не сможет вернуться. Но вы, мой гурт, мой народ, мои друзья, вы свободны. Сложите оружие и уходите.
Я не угрожала, не поставила им ультиматум, чтобы не настроить против себя, просто сказала правду. Кому бы мы ни давали клятвы, все мы бесконечно, опустошительно устали.
Пора возвращаться домой.
Некоторые левантийцы продолжали кричать, но многие замолчали, и постепенно настала тишина. Согласились не все. Кое-кто поддержал бы Эзму, что бы она ни сделала, но моих слов хватило, чтобы внести раскол, и ряды тех, кто решил сражаться, постепенно редели по мере того, как остальные один за другим отходили в сторону. Они не улыбались, не приветствовали меня, не благодарили и даже не признали моих слов, а просто дали себе шанс выбрать лучшее будущее. Достойное будущее. Когда-то я высмеивала одержимость Раха честью и долгом, но теперь слишком хорошо поняла, во что мы превратились без них.
–Пошли,– сказала я, веря в то, что левантийцы на меня не нападут, и двинулась дальше.
Шаг за шагом, медленно, и стена щитов последовала за мной, но я не спряталась за ней от тех, кто выливал на нас свой гнев.
Взяв себя в руки, я шла сквозь злобную толпу к открытым воротам, ведя к свободе бывших врагов. Я не позволяла себе думать, что победила, не позволяла мечтать о будущем, за которое сражалась, а сосредоточилась на каждом шаге и жалобной народной песне.
Мелодия отскакивала эхом от щитов, и другие тоже подхватывали ее, но не только мы. По всей площади к пению присоединялись левантийцы, некоторые вполголоса, а другие громко взывали к небесам, с воем выпуская свою боль. И ненадолго в этом чужом городе, посреди мертвых и умирающих солдат, мы стали едины.
