Я содрогнулась, ощутив в его словах угрозу.
–А теперь ступай,– сказал он.– Иди прямо к воротам и не задерживайся, а не то я с удовольствием прикажу охране вышвырнуть тебя вон.
Мне не требовалось повторять дважды. Я вскочила и направилась к выходу.
–И кстати, Кассандра.
Его слова застали меня врасплох, ноги словно завязли в грязи, и я оглянулась через плечо.
–Что?
–Кайса права. Ты никогда ничего не будешь значить для твоей драгоценной императрицы. Ты никто. Просто старая отчаявшаяся потаскуха, крадущаяся с клинком в темноте.
И как тот клинок, его слова вонзились мне в грудь, заставляя увидеть правду. Я ничто. Никто. Но мне так отчаянно хотелось, чтобы Мико меня увидела, чтобы я стала кем-то.
«Не слушай его,– сказала Кайса, направляя меня в сторону выхода.– Идем».
Сытая и довольная улыбка Дуоса стала последним, что я увидела прежде, чем отдернула полог и вышла в глухую ночь. Я остановилась и протянула руку к стражникам.
–Мои клинки.
Они переглянулись, едва сдерживая улыбки.
–Какие клинки?
–Вы что, шутите?
–Слушай,– сказал один.– Шлюх, которые не ведут себя смирно, отсюда вышвыривают. Если им повезет.
«Идем. Мы добудем новые».
«Это дело принципа»,– ответила я.
«Мы погибнем из-за этого принципа. Ты не сможешь передать Мико сообщение, если умрешь».
Я с отвращением фыркнула и пошла прочь, а они смеялись мне вслед. Смерть из-за гордыни была бы самым жалким концом, как раз подходящим для старой отчаявшейся потаскухи, крадущейся с клинком в темноте.
«Ничего подобного,– сказала Кайса, пока мы шли к шатру, где оставили Яконо.– Да, ты ничто для Мико, и так будет всегда, но ты не ничто для меня. А если извинишься и все объяснишь, возможно, не будешь никем и для Яконо».
После этих слов мне захотелось бежать к воротам, но Кайса продолжала вести нас к шатру, чтобы лицом к лицу встретиться с Яконо и с моим позором.
–Я вернулась,– сказала я, ныряя в сумрак шатра, где его оставила.– Разве я не говорила…
Прежде чем мои глаза приспособились к темноте, остальные чувства успели ощутить пустоту. Тишину. Ничто. Там, где к толстому шесту посреди шатра был привязан Яконо, остались лишь следы на потертом коврике и больше ничего, даже не было кушака, которым я его привязала. На затылке зашевелились волосы, и я обернулась, поднимая руки, но позади был только страх. Конечно, Яконо бежал, зачем торчать здесь, когда я его предала? Можно попробовать его поискать, но он не из тех, кто позволит себя найти, если сам этого не захочет. У Яконо есть контракт, который требуется завершить, и дом, куда он мог возвратиться. Осталось только надеяться, что он не убьет Дуоса до церемонии.
12
Дишива
Я проснулась с чувством тяжести, мои руки и ноги были будто песком наполнены. Я не раз и прежде испытывала усталость, но сейчас она ощущалась совсем по-другому: разум бодрствовал, но тело отказывалось подчиняться. А снаружи уже пробуждался лагерь, скоро люди начнут подходить за благословением и найдут меня скрючившейся под одеялом. Даже этот образ не мог заставить меня подняться с постели. Если бы не звуки снаружи, я бы думала, что время остановилось, и лежала бы в темноте, не шевелясь.
Скрип ступеньки под тяжестью чьих-то шагов должен был бы как удар молнии подбросить меня с постели, но я не смогла заставить себя даже глаз приоткрыть.
Вслед за шумом шагов послышался голос Хармары.
–Дишива? Вроде ты сказал, что она еще не выходила.
–Она и не выходила.– Голос Тефе.– Ты же называешь себя охотницей? Так разуй глаза.
Послышалось ворчание и шаги в мою сторону.
–Дишива? Капитан?– Хармара опустилась передо мной на колени, и я кое-как приоткрыла оставшийся глаз – показать, что еще жива.– Тебе плохо?
Плохо, мне? Я не чувствовала себя больной, лишь прикованной к циновке для сна и неспособной пошевелиться.
–Боль души,– сказал Тефе над нашими головами.– Вроде горя, когда кажется, что больше никогда не подняться. Что, по-твоему, сказал Ошар…
–Тсс!– прошипела Хармара.– Если так, может, лучше не поднимать эту тему?– И, подражая его насмешливой интонации, добавила:– Разуй глаза.
Тефе что-то проворчал. В узкой щели, сквозь которую я смотрела, оба выглядели смутными тенями.
–Ну, по крайней мере, кто-то из сволочей уезжает. Может, эта новость ее порадует.
–Хорошая это весть или нет, зависит от того, кто уезжает и почему.
Я облизнула губы, удивляясь, что вообще могу двигаться. И с усилием произнесла:
–Кто и куда уезжает?
–Чилтейцы,– ответила Хармара.– Некоторые поднялись рано и сворачивают шатры, а другие ведут себя как всегда.
–Сворачивают? Почему?
Хармара пожала плечами.
–Мы не знаем. Я хотела разбудить Ошара, пусть пойдет и спросит. Но подумала, вдруг ты уже знаешь.
Я покачала головой и, собрав все силы, потянулась, напрягая отяжелевшие руки и ноги. Ощущения обездвиженности ушло, но песок, словно наполнивший меня, пока я спала, никуда не делся. Отказавшись от протянутой Хармарой руки, я перекатилась набок и с трудом встала, преодолевая сопротивление тела.
Чуть приободрившись, я заметила, что доносящиеся снаружи звуки стали более назойливыми. Более суетливыми. Я потащилась к окну, ноги пока были не вполне готовы удерживать мой вес. За окном все было в точности, как сказала Хармара: некоторые солдаты сидели возле шатров, как обычно в такое время, ели и обменивались шутками, а другие разбирали и сворачивали шатры, пререкаясь с товарищами. Никакой закономерности в том, кто уезжает, не было видно – готовились к уходу и солдаты в форме с зеленой каймой и с синей.
Я вздохнула и потерла лицо.
–Говоришь, у Ошара не спрашивала?
–Он еще спит.– Тефе пожал плечами.– Разбудить его – все равно что мертвого поднять.
Усмехнувшись, Хармара напомнила Тефе о том времени, когда они еще были в цепях, но в моей голове роились вопросы. Я оставила их пререкаться и пошла за маской и мантией.
В облачении иеромонаха мне легче не стало, но я вышла в лагерь, хотя ноги и отказывались шевелиться. Я старалась выглядеть непринужденной, а не ослабевшей, и кивала солдатам, раздавая краткое благословение по пути, каждая недолгая пауза помогала собраться с силами. Состояние не улучшилось, даже когда я дошла до ворот и преодолела последний участок пути до шатра секретаря Ауруса, но глодавшее меня беспокойство о собственном здоровье испарилось от громкого голоса Лео. Голос несся из-за незадернутой занавески на входе, и два охранника секретаря Ауруса скривились при моем приближении. Тем не менее, ни один не рискнул помешать мне войти, оба лишь расступились, вероятно, ошибочно полагая, что мое появление смягчит ссору.
