Его слова будто подрубили мне ноги, и с гортанным бессловесным криком я упал на колени. Ярость и горе рвались из горла, но мне не стало легче, когда в легких закончился воздух. Чувства захлестнули меня, и, когда Гидеон подошел ближе, мне потребовалась последняя капля самоконтроля, чтобы не ударить его клинком, кулаком или словом.
–Полегчало?– спросил он, присаживаясь на корточки рядом со мной.
–Нет.
–Рах…
–Только не говори, что я сделал правильный выбор, поступил правильно. Я сыт по горло этим лошадиным дерьмом.
–Иногда нет никакого правильного выбора, ты просто что-то выбираешь, и все. Ты чувствовал бы себя лучше, если бы позволил меня забрать?
Я в ярости смотрел на него.
–Я убил Клинка не в поединке.
–Нет, он сам себя убил. Ты передал должность Амуну. Ты не заставлял их приходить за мной. Они сами приняли решение и настаивали на нем, а теперь пожинают плоды.
–Я убил его, Гидеон,– резко возразил я. Глаза щипало от слез.– И сделал бы это снова.
Он тихо рассмеялся.
–Не сомневаюсь.
Из глаз полились злые слезы, и я не мог их остановить. Гидеон обнял меня, и, словно корабль в безопасной гавани, я прислонился к нему и выпустил всю боль и ярость. Я думал об Эске – друге, погибшем от моего клинка и которого я не смог оплакать, об Оруне и Кишаве, убитых чилтейцами. В нашем походе на юг я потерял так много Клинков и похоронил печаль под решимостью все исправить. Я не позволил себе оплакивать ни Йитти, ни Сетта, ни утрату единства среди левантийцев, ни потерю своего места, цели и предназначения, а просто шел вперед и вперед, не останавливаясь. Не давая себе сломаться.
Слезы лились сплошным потоком, горе словно вытекало из всего лица, а я цеплялся за рубаху Гидеона, превращая ее в мокрую тряпку, но он не отстранялся.
Одни боги знают, сколько мы так просидели, поток слез то ослабевал, то разражался с новой силой. Мне ничего не оставалось, кроме как выплакаться до дна и в конце концов медленно погрузиться в тишину.
–Теперь-то тебе легче?– пророкотал возле уха голос Гидеона.
–Немного.– Горло болело, а голос срывался.– Я тебе всю рубаху намочил.
Он отпустил меня, но не взглянул на свою одежду.
–Ничего, всякое в жизни бывает.
Я вытер лицо, чувствуя облегчение, как будто мог наконец идти вперед, а не застрял в этом моменте, как муха, застывшая в янтаре.
–Как ни приятно было вымокнуть в твоих слезах,– сказал Гидеон спустя некоторое время,– вообще-то, я пришел, чтобы отдать тебе это.– Он протянул книгу в смутно знакомой синей обложке.
–Что это?
–Я думал, ты знаешь. Тор сказал, что украл ее, потому что ты попросил.
Я вырвал книгу у него из рук.
–Попросил его…
–На здоровье,– сухо произнес Гидеон.– Не то чтобы мне требовалась благодарность, я всего лишь предложил отнести ее, чтобы ты откусил голову мне, а не ему. Может, теперь он перестанет хмуро пялиться на меня.
Не обращая внимания на его слова, я открыл книгу на случайной странице.
–Ох, да это священная книга Эзмы,– пробормотал я, и внутри снова вспыхнул гнев, когда я вспомнил торжество на ее лице. Она покидала лагерь с Амуном и моими Клинками, будто стала их предводителем. Я пытался отбросить ненависть и сосредоточиться, но она все равно билась в груди.– Не могу поверить, что Тор это сделал.
–Он умеет удивлять,– заметил Гидеон.– Этим он похож на Эзму, только не такой мерзкий.
–Когда ты успел с ней познакомиться? Или ты так сказал, потому что она хотела устроить тебе Отторжение?
Гидеон покачал головой.
–Я встречался с ней раньше. Вскоре после того, как нас изгнали. Она уже была здесь вместе со своим учеником, но не сказала тогда, что заклинательница.
–Не сказала? Я никогда не видел ее без короны, а уж сколько раз она упоминала…
–А тогда не сказала. Мы не знали. Мы думали, что они просто два изгнанных левантийца, и позволили им остаться с нами.
–Почему ты мне этого не рассказывал?
–А это важно?
Я провел пальцами по обложке книги.
–Может, и важно. Не знаю. Но если она была с вами, почему ее не захватили чилтейцы?
–Потому что тогда ее уже не было.
Измученный, с больной после слез головой, я с трудом воспринимал сказанное.
–Тебе придется поведать мне все с самого начала, потому что я слишком устал, чтобы складывать историю из кусков.
Гидеон вздохнул и провел дрожащей рукой по лицу.
–Однажды они с Дерккой пришли в наш лагерь и сказали, что их вдвоем сослали, и попросились остаться. Конечно, я согласился. Каким чудовищем надо быть, чтобы отказать двум левантийцам, пусть и не из моего гурта? Они остались и старались быть полезными. Мы построили лагерь и просто пытались держаться подальше от всех в надежде, что никто нас не заметит до конца ссылки.
–Вы собирались вернуться?
–Тогда еще да.– От его взгляда у меня заныла душа и заколотилось сердце.– Конечно да. Жизнь была тяжелой. Мы были растерянны, обижены и злы на то, что нас изгнали без всякой причины. Но я собирался вернуться к тебе. Тогда.
–И что случилось?
Я понадеялся, что он не заметит, как сорвался мой голос на этом простом вопросе. Гидеон собирался вернуться, но мне пришлось оплакивать его.
Он устало передернул одним плечом.
–Случилась она, если можно так выразиться. По крайней мере, с этого все началось. Она рассказывала истории, которые слышала от других гуртов, и объяснила, что наш гуртовщик не единственный, чей разум был расстроен. Она называла это болезнью…
–Значит, это она ее так назвала?
–Да, и это казалось уместным. Я слушал, потому что в ее словах была правда, а мне требовались ответы. Мне следовало бы поинтересоваться, откуда она столько знает, но я не сделал этого. Я ни в чем не сомневался, пока она не заговорила о Вельде.
Он вздохнул и посмотрел вверх, на сплетение ветвей, танцующих на ветру.
–Сначала это были мелочи, прощупывание почвы. Потом она попыталась убедить меня, что Вельд Возрожденный – левантиец. И что он построит империю для нашего народа. Новый дом. И в конце концов, что я и есть Вельд.– Гидеон прижал руки к лицу.– Боги, ну и дурак же я, что послушал. Но я так долго был беспомощен и зол, что должен был что-то сделать. Решил, что если не могу исправить дела в степях, то построю нам дом здесь.
Он оторвал дрожащие руки от лица.
–Я думал о маленьком поселении, которое мы могли бы защищать, где нам не грозила бы болезнь. Ни о какой империи речь не шла. В то время.– Он медленно покачал головой.– Мы поссорились из-за Вельда. Она изо всех сил старалась убедить меня, что я избран Единственным истинным Богом, но ты меня знаешь, я упрямый и никак не мог перестать думать о том, как это меня изменит. Ты меня не узнал бы. Никто бы меня не узнал, даже я сам.
