Морщина на лбу губернатора стала первым признаком несогласия. Тон Ауруса не изменился, но губернатор нахмурился еще сильнее и даже вздрогнул. Резко вдохнув, вмешалась матушка Ли. «Нет»– одно из немногих понятных мне слов, и, хотя остальная речь ничего для меня не значила, ее решительный отказ был очевиден. Какие бы условия ни предложил Аурус, они оказались неприемлемы для кисианской гордости.
Секретарь Аурус казался невозмутимым, и я задалась вопросом, может ли вообще гнев или ненависть нарушить его спокойствие. Когда он ответил, матушка Ли вскочила на ноги с прытью человека, случайно севшего на горящую свечу.
–Они не сдаются?– спросила я, взглянув на секретаря.
–Нет, я…
–Левантийка?
Матушка Ли уже собиралась уходить, но звук моего голоса заставил ее пристально посмотреть на меня.
–Да,– ответила я, надеясь, что произношу кисианское слово достаточно четко.
Матушка Ли выгнула брови. Я не поняла ее следующий вопрос, но он был не менее острым.
На этот раз Аурус ответил да, и губернатор уставился на меня так же пристально, как матушка Ли. Но он просто смотрел, а матушка Ли подалась вперед, положив ладони на стол. Я старалась не дрогнуть и не шевелиться, пока ее глаза буравили меня, а губы скривились в оскале. Мне не требовалось понимать ее слова, чтобы почувствовать в них яд и отвращение. Закончив, она яростно плюнула мне в лицо. Капли попали на маску, и я задохнулась от потрясения, а матушка Ли бросила последний взгляд на Ауруса, развернулась и зашагала обратно к городским воротам.
–Что ж,– произнес ничуть не смутившийся Аурус.– Это было неожиданно. Тем не менее, я считаю, что все прошло неплохо.
Весь обратный путь мы молчали. Аурус, несомненно, планировал дальнейшие шаги, а я не могла думать ни о чем, кроме ветерка, охлаждавшего влажную ткань на лице. Матушка Ли ненавидела меня. Не за то, что я сказала или сделала, а просто за само мое существование – левантийки, облаченной в священные одежды Чилтея. Я пыталась убедить себя, что она ненавидит только мантию и маску, но ведь она видела их с того момента, как я прибыла.
–Они встретятся с нами на поле боя?– спросила я, когда мы подъезжали к лагерю, а свита тащилась позади.
–Полагаю, что так,– ответил Аурус, взглянув на меня.– Вы должны повести солдат на бой, но затем держаться позади и беречь себя. Я выбрал несколько всадников охранять вас. Они не так искусны, как левантийцы, но, надеюсь, справятся, пока вы не сможете выбраться оттуда.
–Думаете, я не могу сражаться?
–Я этого не говорил. Вы были капитаном Клинков. Полагаю, вы великолепно сражаетесь, но, учитывая поврежденные глаза и вашу значимость, я считаю неразумным сражаться серьезнее, чем необходимо для вида.
Мы быстро приближались к лагерю, и времени оставалось всё меньше. Я кашлянула и сказала:
–Я не знаю, какую сделку вы заключили с заклинательницей Эзмой, но она угрожала увести своих Клинков, если я не назову себя Вельдом перед битвой. У меня не было выбора, кроме как согласиться. Я просто… хотела предупредить вас.
Забыв о том, что лошадь несет его в сторону нарастающего шума лагеря, Аурус пристально смотрел на меня, между его бровями появилась легкая складка.
–Интересно,– сказал он.– А что, если…
Он замолчал, погрузившись в свои мысли.
–Если?
Он поморщился, как будто забыв о моем присутствии.
–Спасибо, что сообщили. Знание – лучшая подготовка к любым случайностям.
В лагере вскоре начался хаос. Забегали солдаты, гонцы помчались в лагерь левантийцев, все кричали. Я ничего не понимала и стояла с Итагаем посреди бушующего лагеря, словно во сне. Время от времени я замечала Ясса и остальных, неохотно помогавших с лошадьми, но большую часть времени была одна. Сколько бы чилтейских солдат ни преклоняло передо мной колени для благословения, я чувствовала себя все более невидимой, просто мантией и маской, безжизненной белой оболочкой, сквозь которую никто не хотел видеть меня саму. Кроме матушки Ли, с ненавистью шипящей мне в лицо.
Подхваченные волной моих решений, мы вскоре вышли из лагеря в сторону Симая. Кисианские солдаты уже стояли на поле. Их было много, и они доставили бы хлопот чилтейским войскам, но гурт конных левантийцев сомнет их, словно окровавленную бумагу.
Я много раз участвовала в сражениях и засадах, защищала свой гурт и никогда не уклонялась от опасности, но почему-то сейчас, когда я сидела на коне во главе объединенных сил левантийцев и чилтейцев у стен города, который мы однажды уже завоевали, сердце колотилось от неведомого ранее страха. Момент истины. У нас должно получиться. Будущее, о котором я мечтала, зависело от пролитой кисианской крови.
Остановившись и повернувшись лицом к своей армии, я подумала о матушке Ли. Об Эзме, Рахе, Гидеоне и гуртовщиках на родине. Чего никогда не понимал Рах и всегда знал Гидеон – нет никаких богов, воздающих по справедливости, идеалы предназначены для идеального мира, и придерживаться их, когда больше никто этого не делает,– верный путь к смерти и разрушению. Это было неправильно, но из всего, что я уже сделала, служа своему народу, солгать и повести левантийцев в атаку на город, не сделавший нам ничего плохого, оказалось легче всего.
–Я стою перед вами как Вельд, избранник Единственного истинного Бога,– начала я, и Эзма стала торжествующе переводить. Вскоре и Ошар добавил свой голос, чтобы все меня слышали.– Я поведу вас к победе над этим городом, и мы сделаем первый шаг к возрождению святой империи! История с нами! Вера с нами! Бог с нами! Такова наша судьба!
Раздались одобрительные крики. Люди поднимали к небесам клинки, луки и копья, словно бросая вызов самим богам. Грохот щитов, сапог и копыт соединял нас ради общего дела.
С ликованием в душе я развернула Итагая к городу и ждущей нас вражеской армии, и с кровожадным ревом мы ринулись в атаку.
17
Рах
Мы скакали на юг, стараясь давать отдых лошадям. Хорошо отдохнувшая лошадь готова ко всему – разумная предосторожность в то время, когда мы могли быть уверены только в существовании Эзмы, а где она, сколько у нее Клинков и что она замышляет, было неведомо. С каждым мгновением детали казались все менее важными, отступая перед необходимостью избавить левантийцев от бывшей заклинательницы раз и навсегда.
Гидеон ехал впереди и спрашивал каждого встречного кисианца об Эзме. Следовать за ней оказалось очень просто. Она не старалась слиться с толпой и не пыталась скрыть головной убор, который я стал считать короной, и любой незнакомец мог указать нам верное направление.
Очередной раз поговорив со стариком, пасущим свиней, мы снова поехали бок о бок на юг. Все время на юг. Меня начала грызть догадка о том, куда направляется Эзма.
–А скажи-ка,– вдруг спросил Гидеон, вытаскивая жука из гривы Орхи и не глядя на меня,– что ты собираешься делать, когда мы найдем ее?
