В тени молнии
Краткий словарик обыкновенного годгласа
Активный годглас
Аураглас: усиливает харизму.
Курглас: ускоряет процесс исцеления.
Дейзглас: вызывает эйфорию.
Фирглас: усиливает страх.
Форджглас: увеличивает физическую силу и скорость.
Милкглас: снижает болевую чувствительность.
Музглас: усиливает творческие способности.
Шеклглас: увеличивает покорность.
Сайтглас: усиливает чувственное восприятие.
Скайглас: погружает в состояние покоя.
Витглас: ускоряет работу ума.
Пассивный годглас
Омниглас: усиливает резонанс любого годгласа, находящегося поблизости.
Инертный годглас
Хаммерглас: чрезвычайно стоек, чаще всего используется для изготовления доспехов.
Рейзорглас: можно заточить так, что он разрежет почти что угодно.
Пролог
Демир Граппо вышел на поле битвы, когда солнце уже садилось за горы. Небо окрасилось в ярко-алый цвет, перистые облака вздымались, точно языки пламени предвечной кузни,– сцена, достойная кисти живописца, которую, однако, портила кровавая бойня, устроенная на земле. Демир не сводил глаз с заката, старательно не обращая внимания на крики и стоны умирающих. Интересно, думал он, есть ли в его армии официальный художник? Обычно главнокомандующие не прочь запечатлеть на холсте свои победы, разве нет? Надо бы и ему завести живописца.
Сложив большие и указательные пальцы рук в рамку, он поднял ее на уровень глаз и поглядел сквозь нее на закат. Невероятное зрелище. Он слегка раздвинул пальцы, чтобы в рамку вошло быстро темнеющее поле. Так… нет, хуже.
Демир взрастал на историях о доблести и славе, о последних боях, когда герои отбивают атаку превосходящей по численности кавалерии противника; онеудержимых пробивниках в многоцветных магических доспехах, врубающихся в пехоту, пока гласдансеры поливают поле сражения сверкающим осколочным дождем.
Однако рассказы о сражениях и битвах были куда невиннее реальности. В них ничего не говорилось о тучах едкого порохового дыма, застилающих поле брани, о вонючем месиве из грязи и крови, чавкающем под ногами солдат. Ни один наставник не поведал Демиру, как взрослые люди кричат и плачут от страха, боли или отчаяния, вызванного гибелью друзей. Не говоря уже о вони – о ней он вообще не слышал.
А еще кровь. Очень много крови. Как всегда, если в сражении участвуют гласдансеры.
Демир одержал три победы за семь дней и не мог отрицать, что каждый раз, когда сражение развивалось согласно его замыслу, его сердце билось, как никогда раньше. Видеть разгром врага, слышать ликующий рев своей армии – это, конечно, восхитительно. Но что потом? А потом на поле боя выходят лекари, хирурги и священники, и уж они-то не видят в войне ничего, кроме кровавой изнанки.
Демир созерцал топкую лужу крови, в которую превратилась рота солдат после атаки гласдансера. Миллионы стеклянных осколков буквально выпотрошили человеческие тела и искромсали их. Те, кто выжил, походили на кукол из дома ужасов и непрестанно вопили от нестерпимой боли, ожидая, когда придет лекарь с годгласом для отвлечения разума, уменьшения боли и возвращения здоровья.
Интересно, подумал Демир, неужели и это – дело его рук? Но ведь это были солдаты повстанцев, а в хаосе сражения легко потерять счет такого рода вещам. Его взгляд упал на раненую молодую женщину, которая сидела, зажав в зубах драгоценный кусочек милкгласа, утоляющего боль. Она ответила Демиру взглядом, исполненным такого ужаса, что он невольно прикрыл татуировку на левой руке – два скрещенных треугольника, знак его магических способностей.
Наставница-гласдансер однажды сказала ему, что таким, как они, полагается стоять над другими, что это правильно. Способность манипулировать стеклом, утверждала она, дает ему психологическое преимущество. Другие всегда будут бояться его, зная, что он может убить одной мыслью.
Судя по тому, что он видел перед собой сейчас, наставница не ошибалась. Сотни человеческих тел, порезанных в хлам. Они были правы, боясь его. Никогда еще собственная разрушительная сила не открывалась ему в такой полноте, как в эти последние семь дней на поле боя, и в глубине души он приходил в ужас. Привыкнет ли он со временем? В конце концов, ему ведь всего двадцать лет и это его первая кампания. Закалится ли он, когда пройдут годы и придет опыт? Или его всю жизнь будет тошнить от кровопролития?
Демир огляделся, ища хоть какой-нибудь поддержки. Его штаб еще не заметил исчезновения командующего. Он был один в поле, не считая мертвецов, раненых, лекарей и священников, которые ухаживали за теми и за другими. Живые обходили его стороной, едва заметив изукрашенную черную форму с эмблемой гласдансера. Допустим, не все они знали его в лицо, но сложить два и два мог кто угодно. Генерал Граппо, командир подразделения гласдансеров.
И вот это вызывало в нем особую ненависть. Почему эти люди видели не победы, которые он им подарил, а лишь смертоносное колдовство, которое ему самому иногда было в тягость?
Наконец его взгляд упал на знакомую фигуру, и бесцельное блуждание прекратилось. Он прошел мимо лекаря, который протягивал раненому солдату кусочек молочно-белого годгласа, размером и формой похожего на гвоздь для подковы.
–Зажми это между зубами и держи, пока боль не пройдет,– сказал лекарь, а сам зыркнул на Демира так, словно это было его рук дело. Половина кишок солдата вывалилась наружу.
Демир знал, что солдат – это была женщина – умрет через пару часов, но магия молочного стекла облегчит его кончину. Повинуясь порыву, он хотел коснуться при помощи колдовства молочно-белого кусочка в ее зубах, но стекло оставалось холодным и недоступным для его чувств. Годглас не поддается манипуляциям гласдансера.
Выбросив из головы лекаря и его умирающую подопечную, Демир приблизился к человеку, стоявшему на коленях посреди сухого пятачка, в окружении мертвецов. Демир знал его и понимал, что он не молится. Эту практику человек называл «очищением мозгов», занимаясь ею до и после каждой битвы. Демир жалел, что другие военные не следят так тщательно за своими мыслями.
Идриан Сепулки был высоким – более шести футов – и черным как уголь. Плечи его были необъятно широкими, а ноги походили на стволы деревьев – такие же прямые, длинные и мощные. Он надел доспехи пробивника: панцирь из двух сцепленных стальных пластин, украшенный мириадами частиц высокорезонансного годгласа; молочно-белые вставки для подавления боли; полосы желтого форджгласа для увеличения силы и скорости; фиолетовые искорки для большей живости ума. Но преобладающим был темно-синий цвет хаммергласа: это стекло, будучи тверже стали, делало броню почти неразрушимой. Щит со змеей и здоровенный как хрен знает что меч Идриана, тоже богато инкрустированные годгласом, лежали возле него на земле, покрытой запекшейся кровью. Шлем венчали два бараньих рога из хаммергласа, плотно прижатые к стали. Солдаты прозвали Идриана Бараном.
