Ответом ему было молчание, такое тяжелое, что Демир испугался, как бы оно не раздавило его. Опустив руки, он пошел назад, к кургану. Когда он пробирался между рядами солдат, вокруг него поднялся какой-то шум, похожий на приглушенный скрежет. Он постепенно нарастал, как гул приближающейся лавины. Никто не заговорил, не произнес ни слова, но каждый пехотинец взял в руки патронташ и начал мерно трясти его.
–Что они делают?– спросил Демир у дяди, взойдя на курган.
Тот криво усмехнулся:
–Ты же сам велел им не подбадривать себя криками и вообще не шуметь.
–Тогда зачем это?
–Это их ответ на твой призыв. Вы только что заключили сделку, ты и твои люди, Демир. Мы все проявим себя.
Демир не стал вытирать слезы, лившиеся потоком. Его била дрожь. Он взял у дяди подзорную трубу и поднес ее к глазу.
–Керите наблюдает,– сказал он Тадеасу.– Колеблется, высматривает ловушку. А может быть, ждет, когда ее кавалерия займет позицию.
–Здесь не так просторно, как было у Медных холмов. И нет позиции, которую они могли бы занять.
Демир не ответил.
–Дай обычный сигнал нашему левому флангу, пусть остаются на месте,– велел он и выждал две минуты, наблюдая за левым флангом.– Повтори сигнал. Пусть он выглядит так, как будто мы в отчаянии.– Он снова подождал.– Еще раз.
После третьего сигнала гренадеры на левом фланге попятились. Строй посыпался, весь батальон дрогнул и начал отступать.
–Демир,– тревожно сказал Тадеас,– они ломают строй.
–Так и должно быть.
–Ты затеял опасную игру,– предупредил дядя.– В бою сложно держать эшелонированную оборону.
–Сложно, но можно,– заверил его Демир, подумав: «Только бы это было правдой».– Всю последнюю неделю я собирал сведения не только о противнике, но и о наших людях. Мне известно, на что они способны: кто из них выполнит приказ в точности, а кто нет, кто согнется, а кто выстоит. Я знаю, когда можно идти вперед, а когда лучше подождать.
Тем временем рухнул почти весь левый фланг оссанского войска: сначала побежали гренадеры, потом еще один батальон и еще один. Он вспомнил свое пари с Улиной Магна и записку с простым указанием, которую он отправил батальонам на своих флангах: если будет приказ «держаться», значит делайте ровно наоборот.
Вражеская армия не двигалась. Тадеас выругался:
–Она не клюнет на твою приманку. Притворное проявление слабости не сработает. Керите даже нападать не станет: будет стоять и ждать, когда мы разбежимся.
–Керите не выдержит так долго,– ответил Демир.– Может, она и лучшая, но она тщеславна. Любит, чтобы ее считали умной. Любит славу. А какая слава в том, чтобы преследовать удирающего врага? Она либо заглотит наживку, либо почует ловушку и отступит. По крайней мере, я на это надеюсь,– буркнул он себе под нос.– Давай, Керите. Не упусти возможности сразиться с Иностранным легионом и Принцем-Молнией.
Демир напрягся. Планы, которые он старательно строил несколько дней подряд, висели на волоске. У него даже сердце упало: Керите не заглотит наживку! Она почуяла ловушку, перехитрила его!
–Сэр!– раздался чей-то крик.– Кавалерийская атака на юге!
–Отлично,– выдохнул он, и по ту сторону дороги взревела сотня труб.
Плотные колонны пехоты Керите пришли в движение, их топот сотрясал землю и воздух. Демира снова поразила размеренная точность их движений: будто приливная волна катится вперед. Сможет ли он победить их?
–А ты знаешь,– спросил он, покосившись на Тадеаса,– что древние пращники посылали свинцовую пулю на тысячу двести футов?
Тадеас покачал головой.
–У Мики не выходит больше восьмисот. Гранаты слишком тяжелые. Слишком сильное колебание из-за пороха. Но и восьмисот хватит.– Демир щелкнул пальцами, подзывая гонца.– Передай левому флангу, пусть восстановят строй.
Сигнал был дан, и всего за полминуты толпа бегущих гренадер снова превратилась в сомкнутый строй: бойцы заняли свои позиции. Демир почти ждал, что вот-вот запоет труба и Керите велит своему войску возвращаться. Но этого не случилось. Она ввязалась в бой.
–Что ты будешь делать с кавалерией?– спросил Тадеас.– Этого не было в третьем плане, который ты прислал мне.
–Не было.– Демир наклонил голову, прислушиваясь, и тут же пушечный гром разорвал утро.– Сейчас они получат встречный залп картечи из пушек Полукрылки, которые стоят вон за теми деревьями.
Тут же, словно подтверждая его слова, заржали кони, завопили люди, и это оказалось страшнее грохота пушек. Ряды солдат Керите внезапно расступились, и десятки пробивников с нечеловеческой скоростью ринулись вперед с мечами наголо.
–Пращи!– крикнул Демир. Две бригады пехоты, как один человек, упали на колени. Стоять остались только саперы – несколько сот; они вертели над головой какие-то ремни.– Пли!– рявкнул Демир.
Крошечные гранатки, хрупкие, безобидные с виду, поднялись над полем и стали падать по дуге. В полете они казались всего лишь черными точками, но там, где метательные снаряды касались земли, вскоре расцветали взрывы.
Мгновение спустя пробивники Керите стали месивом из плоти и годгласа.
–Осса-ха!– вскрикнул кто-то тенором вдогонку отгремевшим взрывам.
Пехотинцы стояли на коленях, пока саперы не выпустили все гранаты, добивая уцелевших пробивников.
–Осса-ха!– грянуло в ответ.– Осса-ха! Осса-ха! Осса-ха!
Демир повернулся к дяде.
–Сейчас,– сказал он,– начнется главное.
В атаку пошла пехота Керите.
57
Шел второй день поисков, когда команда Идриана напала на след летучего гласдансера. Полковник Джорфакс, ехавшая чуть впереди всех, вдруг осадила лошадь и вскинула кулак. Идриан остановился и устремил взгляд к небу, высматривая добычу сквозь низкие облака. Его спутники схватились за пистолеты и карабины и тоже уставились в небо, старательно делая вид, что даже не думают смотреть туда. Хорошенькая компания актеров! Оставалось только надеяться, что летучий гласдансер их не видит.
–Он здесь?– прошипела Мика.
Джорфакс не шевелилась и, похоже, даже не дышала. Но вот она слегка качнула головой:
–Здесь. Пятьдесят ярдов.
Она развернула лошадь, дала ей шенкелей и помчалась так быстро, что остальные едва поспевали за ней. Здешний ландшафт состоял в основном из распаханных холмов и прибрежной полосы, заросшей кустарником. Вдоль проселочных дорог стояли посаженные в несколько рядов столетние деревья, защищавшие поля от ветра. Там и сям чернели крестьянские домишки. Джорфакс помчалась вдоль одной такой лесополосы, потом направила лошадь через канаву, срезая путь до чьей-то загородной виллы.
Идриан сжал зубы и стиснул рукоять меча. Несмотря на промозглый зимний день, он вспотел под большим тяжелым плащом, который надел, чтобы скрыть панцирь. Меч и щит висели на луке седла, завернутые в холстину. Доспехи пробивников были мало приспособлены для верховой езды, и на второй день тело Идриана, казалось, превратилось в одну огромную мозоль.
