И мальчишка зашагал вверх по лестнице, размахивая правой рукой, а левую засунув под куртку так, словно хотел спрятать символ из двух перекрещенных треугольников.
Монтего не успел надивиться странному, угрюмому мальчишке, когда слуги чуть ли не силком втолкнули его в отель и повели длинными коридорами, на ходу читая ему лекции об этикете и обещая новую одежду взамен той, в которой он приехал,– ее надо сжечь. Наконец они пришли в строгую, безликую комнату. Один слуга с улыбкой сказал, что ужин принесут через час, и закрыл дверь.
Оставшись один, Монтего попытался осмыслить все, что с ним приключилось. Осознать грандиозность этого места. Когда бабушка, хрипя на смертном одре, велела ему ехать в столицу, он не знал, что ждет его здесь. А вдруг приключение? Но от всего увиденного он почувствовал себя незначительным и мелким: непривычное ощущение. Почему бабушка отправила его сюда? Почему бросила его одного?
Дрожа, Монтего прижал к груди бабушкину дубинку, свернулся калачиком на краю своей новой кровати и, наплакавшись вволю, уснул.
2
Скоро Монтего понял, что предоставлен сам себе. Дважды приходил портной: впервый раз он снял с него мерки, во второй – принес десятки новых блуз и туник различных покроев и фасонов. Теперь у него было, наверное, больше одежды, чем у всех жителей его деревни, вместе взятых. На столике в его спальне кто-то оставил учебники: история, политика, математика. Горничные зажигали лампы и меняли воду в кувшине так тихо, что даже не разбудили его. Проснувшись, Монтего нашел у себя на подушке кошелек с оссанскими банкнотами и медными монетами и решил, что его потерял портье, с которым он пришел в номер. Когда он попытался вернуть кошелек, ему терпеливо объяснили, что это карманные деньги, ими надо расплачиваться с уличными торговцами.
Монтего не знал страха, помогая рыбакам на глубокой воде или взбегая на высокую семафорную вышку, чтобы сообщить новости проходящим кораблям. Но эта ошеломляющая демонстрация богатства была настолько непринужденной, что пробудила в нем осторожность. Богатство, которым делятся так свободно, можно так же свободно отнять. В чем тут подвох? Чего от него хотят?
На второй день в Оссе он обнаружил, что для него открыт весь отель. Служащим, похоже, было все равно, где он шастает, лишь бы не шумел и не путался под ногами. Если он просил их принести ему что-нибудь, они приносили. В остальном на него не обращали внимания.
На третий день, оказавшись в большом угловом номере на втором этаже, Монтего увидел Демира. Мальчик сидел на коврике в окружении книг, скрестив ноги; на его коленях лежал массивный том, который он читал, опустив голову. Когда Монтего вошел, Демир не поднял глаз. Монтего с изумлением наблюдал, как он пробегает глазами страницу за страницей, тратя не больше пары секунд на каждую. Дочитав, он принялся смотреть в стену напротив себя, словно переваривал прочитанное. Так продолжалось секунд пятнадцать-двадцать, потом он перешел к следующей.
–Ты правда читаешь все, что написано на странице?– спросил Монтего после долгого молчания.
–Да.
–Как?
Демир постучал себя по уху, будто это все объясняло. Монтего опустил голову и увидел висевшую там фиолетовую серьгу в виде капли. Витглас, разновидность годгласа, укрепляющая разум. Бабушка говорила, что самые умные люди могут с его помощью всего за один день пропустить через себя столько сведений, что хватило бы на целую энциклопедию. Но на родине Монтего такого качественного витгласа не было, а тот, который можно было достать, предназначался лишь для богатых старейшин деревни. А здесь, значит, витглас дают ребенку?
–О, ничего себе!
–Персонал позаботился о твоих нуждах?– сухо спросил Демир.
–Да. Спасибо тебе.
–Благодари их. Или мою мать.– Демир говорил отрывисто, даже грубо, как будто Монтего был досадной помехой, с которой приходилось мириться.
–Я не видел ее с тех пор, как приехал.
–Она редко бывает дома. Слишком занята в Ассамблее. Если тебе что-нибудь нужно, обращайся к персоналу.
–О… я…– заикаясь, пробормотал Монтего, не зная, как изложить свои путаные мысли.
–Да?
–Я не знаю, что мне делать. Чего от меня ждут.
–Учись,– ответил Демир.
–И?..
Вопрос застал Демира врасплох. Он с любопытством наклонил голову:
–Что «и»?
–Что еще, кроме учебы?
–Я не делаю больше ничего,– сказал Демир.
Монтего нахмурился. Бабушка строго следила за его учебой – по крайней мере, ему так казалось,– но она всегда говорила, что нужно еще работать и играть. «Это тоже учеба, только вне класса»,– твердила она ему.
–Вряд ли я смогу только учиться.
–Тогда делай что хочешь,– коротко ответил Демир и снова уткнулся в книгу, заскользив взглядом по странице.
Монтего размял руки, страстно желая найти им какое-нибудь дело. Но какое? Граппо наверняка придут в ужас, если он наймется на рыбацкую лодку или на маяк. Это была работа для простолюдинов, а он, как отметил Демир, внезапно перестал быть им. Теперь он – подопечный богатых, влиятельных людей. Он задумался, подавленный ограниченностью своих возможностей. Ему вспомнился разговор с Адрианой. Бабушка хотела, чтобы он получил хорошее образование. Надежную работу.
Но ведь Адриана, насколько он помнил, не запрещала ему работать дубинкой.
–Я хочу драться,– сказал Монтего, хотя был уверен, что Демир его не слушает.
–На «Мелкист-арену» пускают детей,– ответил Демир, не поднимая глаз.
«Я хочу драться, а не смотреть»,– чуть не вырвалось у Монтего. Он прикусил язык и кивнул:
–Спасибо.
–Хм…– ответил Демир и отмахнулся от него, как от мухи.
Скоро Монтего обнаружил, что Осса вовсе не так страшна, как ему показалось вначале, а уж если у тебя есть деньги в кармане да хорошая туника и плащ на плечах, то и вовсе иди, куда захочешь. Уличный торговец, у которого он купил инжира и оливок, объяснил, как пройти к «Мелкист-арене», и к середине дня он был уже там. Арена оказалась не такой обширной и величественной, как отель «Гиацинт», но все равно была намного больше тех амфитеатров, которые Монтего видел раньше, и к тому же каменной, а не деревянной. На стенах висели массивные таблички с именами бойцов, повсюду стояли специальные киоски для продажи чего угодно, имелось величественное возвышение с местами для нескольких судей и комментатора.
Палочные бои были национальным видом спорта в империи. Арены возводили везде, включая самые крошечные и отдаленные деревни. В поединке участвовали два бойца, обнаженные, не считая поясов и годгласа для укрепления тела; каждый держал в руках толстую палку с утолщением на одном конце. Этими палками они колошматили друг друга до полусмерти на потеху орущей толпе, пока один не падал замертво или не признавал себя проигравшим.
