Это прозвучало как оскорбление, но Монтего не уловил враждебности ни в тоне, ни в лице Демира и кивнул в знак согласия. Он чувствовал себя здесь чужим и неуместным, к тому же все его мысли были заняты сломанной бабушкиной дубинкой. Новая одежда, которая еще вчера казалась такой удобной, висела на нем будто чужая. Сверх того, он был слишком большим. Дети глазели на него, когда он проходил мимо, и перешептывались, прикрывая руками рот и хихикая. Телохранители бросали на него хмурые взгляды, словно прикидывали, будет ли он угрожать их подопечным. Правда, Монтего заметил, что так смотрели не только на него. Демир тоже был предметом пристального внимания, и это показалось Монтего странным.
А еще он понял, что только у него нет татуировки на правой руке.
У входа в класс Демир остановился и протянул Монтего свои карманные часы.
–Я должен пойти оценить нового преподавателя,– сказал он.– А ты подожди здесь. Урок начнется через десять минут.
По коже Монтего побежали мурашки: он останется один среди этой неразберихи?
–Как это – оценить?– спросил он.
–Мама возлагает определенные надежды на моих наставников,– сказал Демир.– Если новый учитель не соответствует ее требованиям, она берет другого.
–Понятно,– ответил Монтего, хотя на самом деле ничего не понял.
Демир сухо кивнул ему и вошел в комнату один. Монтего робко стоял на месте. Мимо прошла стайка детей, за ними следовали слуги с книгами, и Монтего почувствовал себя неловко из-за того, что он тут совсем один. И дети и взрослые разглядывали его с одинаковым любопытством.
–Монтего?– услышал вдруг он и даже подскочил от неожиданности – он и представить себе не мог, что здесь кто-то знает его имя.
Обернувшись, он увидел Киззи, которая, с улыбкой от уха до уха, неслась к нему по коридору. На ней была длинная небесно-голубая туника и такой же жакет, в ухе сверкала крошечная сережка из форджгласа. Длинные волосы на макушке были туго заплетены в дюжину маленьких косичек, которые задорно подскакивали при ходьбе, а когда ее туника приподнялась в такт шагам, Монтего заметил стилет, пристегнутый к ноге над ботинком.
–Слушай, прости меня за сломанную дубинку твоей бабушки и за ту историю с Виктором. Я не хотела ничего тебе портить.
Монтего открыл рот, готовый пожаловаться на свое одиночество и другие беды, но улыбка Киззи заставила его забыть обо всем.
–Ничего страшного,– сказал он.
–Все равно прости. Я покажу тебе лучшего продавца инжира в Оссе, чтобы загладить свою вину. Нравится?– спросила она, поворачивая голову так, чтобы он лучше видел серьгу.
–Красиво, но зачем тебе форджглас?
Киззи подмигнула:
–Он поддельный, но с ним я выгляжу круче. И старшие ученики не пристают. А где Демир?
–Он внутри, оценивает учителя.
Киззи хихикнула:
–Высокомерный маленький засранец. Я люблю его. Все уже говорят о его знаке. Даже не знаю, кем он теперь станет – неприкасаемым или жертвой. Гласдансера будет бояться вся школа.
Еще бы не бояться. Даже в провинции все знали, что с гласдансером шутки плохи. Правда, Монтего никогда не понимал почему. Потому что гласдансер может убить мыслью? Ну и что? Он, Монтего, тоже может. Только он будет думать о том, как задушить человека, а не как проткнуть его стеклом.
Пока они разговаривали, в класс начали входить дети. Некоторые останавливались, чтобы поздороваться с Киззи, и тогда она знакомила их с Монтего. Одни вели себя вежливо, другие даже не замечали его присутствия – в лучшем случае бросали любопытные взгляды на провинциального гиганта без эмблемы семьи-гильдии. Около часа дня Киззи зашла в класс и знаком велела Монтего идти за ней. Он вошел и встал у порога, оглядываясь.
Комната была полукруглой, как арена для палочного боя, только без песка, а вместо скамей стояли, тоже в виде амфитеатра, небольшие деревянные столы. Внизу была кафедра, на стене за ней висели большие грифельные доски с именами выдающихся исторических деятелей. Свободных мест почти не осталось, и только в первом ряду, вокруг Демира, зияла пустота. Монтего пошел туда, и вдруг кто-то потянул его за рукав.
–Садись здесь, рядом со мной,– сказала ему Киззи.
–Но Демир там совсем один.
–Еще бы! Кто же сядет рядом с гласдансером.
–Я сяду.
Он оставил Киззи, спустился вниз и кое-как втиснулся за маленький стол, расположившись бок о бок с Демиром. Тут же появилась Киззи и уселась рядом, бросив на Монтего непроницаемый взгляд.
–Ну, как учитель, соответствует требованиям?– спросил Монтего Демира, многозначительно взглянув на преподавательницу, готовившуюся к уроку.
Демир слегка покачал головой.
Монтего пожал плечами и разложил свои книги так же, как сделал Демир: два учебника по истории на стол, остальные – в стол. Потом стал озираться, стараясь уловить общее настроение в классе и не уставая поражаться тому, что видит так много детей в одном месте. Во всей его деревне не было столько людей, сколько… Он остановил себя. Хватит уже сравнивать все с деревней. Если он не прекратит этого делать, то никогда не вырастет из своего прошлого. Там одна жизнь, здесь – другая. Ничего, он справится.
Тут Монтего заметил, что в ухо каждого ученика вставлено маленькое фиолетовое стеклышко, и испугался, вспомнив, что не захватил свое. Он повернулся, чтобы признаться Демиру в своей ошибке, и обнаружил, что стекло уже лежит на его столе. Лицо Демира оставалось совершенно бесстрастным, но Монтего мог поклясться, что его глаза улыбались.
Монтего не любил годглас. При долгом ношении у него начинали чесаться подмышки, к тому же при его природной силе и скорости некачественный форджглас, которым пользовались на рыбацких лодках, был ему не нужен. Но похоже, здесь без годгласа не делалось вообще ничего, и Монтего вставил кусочек стекла в пирсинг на мочке левого уха. В ухе тут же чуть слышно загудело, по телу прокатилась легкая магическая вибрация, мозг ответил небольшим толчком, похожим на отзвук далекого землетрясения. Мысли будто задвигались с удвоенной скоростью, и сразу заболела голова.
Учительница постучала тростью по ближайшей к ней грифельной доске с именем, окинула собравшихся взглядом, ненадолго задержавшись глазами сначала на Демире, потом на Монтего, и приступила к лекции.
Она говорила быстро, ее слова сопровождались шорохом сотен грифелей, скользивших по миниатюрным дощечкам. Ученики записывали имена и даты, запоминали их, потом стирали и делали новую запись. Монтего заносил все на дощечку с легкостью, но его утомлял витглас. Лекция все тянулась и тянулась. Ему захотелось в туалет. Лекция продолжалась. У него стало зудеть в подмышках, сначала немного, потом все сильнее и сильнее. Он изо всех сил удерживался от того, чтобы почесать их, и в итоге вспотел.
Когда все это стало невыносимым, Монтего незаметно вынул из уха витглас, сунул его в карман и с облегчением вздохнул: зуд сразу прошел. Но в туалет хотелось по-прежнему.
