В ложе над трибунами кто-то один пронзительно засвистел и яростно захлопал. Монтего повернул голову: там сидели Киззи, Демир и Адриана. Киззи сунула пальцы в рот и развела их в стороны, скорчив гримасу, которая вызвала улыбку Монтего. Больше никто не издал ни звука.
–И любимец Дорлани,– продолжил диктор, повышая голос,– трехкратный чемпион среди любителей Бессмертный Келонкоалт!
Толпа взревела. Мужчины и женщины выкрикивали слова обожания вперемешку с непристойными обещаниями. На арену летели цветы и монеты. Служители тут же собрали их, чтобы сохранить песок чистым. Надутый Келонкоалт встал в дверях своей раздевалки и, вскидывая дубинку, стал показывать ею на своих любимцев среди зрителей. По сравнению с толстяком Монтего Келонкоалт выглядел как бронзовый бог.
Монтего оглядывал толпу и ложи в поисках Элии или Джеппера Дорлани. Но их не было, как и вообще ни одного Дорлани. Сочли ниже своего достоинства? Что ж, возможно.
Судить поединок предстояло худощавому мужчине лет тридцати по имени Шиозак. Он вывел бойцов на середину арены, достал коробку, обшитую пробкой, вынул из нее два куска желтого форджгласа и вручил по одному каждому из соперников. Монтего вдел годглас в единственное отверстие посреди уха и передернул плечами, ощутив, как напряглись мышцы. Тело с готовностью откликнулось на колдовство, требуя, чтобы каждая его частичка была загружена, сердце забилось чаще.
–В голову не бить, в пах тоже,– предупредил Шиозак, выразительно глядя на Келонкоалта.– Иначе будет засчитано поражение. Деритесь как положено.
Келонкоалт смотрел на Монтего с ненавистью. Тот задался вопросом, почему это так: из-за его недавнего неповиновения или низкого происхождения? Хотя какая разница? Что там советовал Демир: работать головой не меньше, чем руками?
Монтего ухмыльнулся:
–Надеюсь, это будет хороший бой.
–Я порву тебя пополам, деревенщина.
Поддавшись внезапному порыву, Монтего послал ему воздушный поцелуй, и Келонкоалт зарычал.
Судья двумя руками придерживал их палки, пока оба бойца не кивнули ему – «готовы». Судья подал сигнал судьям в ложе, те трижды ударили в барабан, и Шиозак отскочил в сторону.
Келонкоалт обрушил на Монтего шквал стремительных ударов. Монтего отступал, блокируя едва ли половину и отбиваясь лишь для того, чтобы сбить противника с ритма. Удары попадали ему в плечи и руки, в живот и в бока, не позволяя дышать. Он опомнился, лишь когда обнаружил себя на самом краю ринга, понял, что вот-вот сойдет с песка, и бросился вбок, стараясь занять побольше пространства.
Келонкоалт был неумолим. Дело было не в скорости – Монтего угадывал готовящийся удар по сокращениям мышц противника и не отставал,– а в неопытности. Он не всегда знал, куда девать свою палку, не привык пользоваться мощным форджгласом, и все это было заметно.
После случайного удара по щеке Монтего судья Шиозак вмешался, чтобы дать ему короткую передышку. Щека пульсировала от боли, глаз наполовину закрылся. Монтего потер его, чтобы видеть как следует, но стало только хуже. Наверху, в ложе, Демир быстро говорил что-то пожилому мужчине с букмекерской повязкой на рукаве. Неужели делал ставку?
Судья разрешил продолжать, и Келонкоалт опять бросился на Монтего. Мальчик напрягся, пригнувшись и держа палку двумя руками перед собой. Удар пришелся ему в бедро. Он с радостью принял его и ударил в ответ. Тяжелый конец его палки въехал Келонкоалту прямо в пах. Чемпион-любитель застонал, его глаза вылезли из орбит, и он рукоятью дубинки двинул Монтего в подбородок. Судья не предпринял ничего, но Монтего почувствовал перемену в настроении толпы.
Зрители больше не скучали. Они были заинтригованы.
И тут Монтего вспомнил одну любопытную вещь, которую услышал от бабушки много лет назад, во время поездки в город,– редкий случай, когда она сама заговорила с ним о своей прежней жизни. Бабушка сказала тогда, что толпа – это третий участник поединка, что энергия трибун может придать бойцу силы, а может сломить его. Более того, без трибун двое на арене – это просто два дурака, которые почем зря лупят друг друга палками. И только присутствие зрителей превращает драку в поединок, а поединок – в событие.
Работай головой.
Монтего отступил на край арены, чтобы перевести дух. Келонкоалт не возражал: он сам расхаживал по другому ее краю, и было видно, что он едва сдерживает силу и злость, которые рвались из него. Но он тоже тяжело дышал, широкая грудь, блестевшая от масла и пота, ходила вверх-вниз, словно кузнечные мехи.
–Ты пропустил удар!– крикнул ему Монтего.
–Заткнись, деревня.
–Что, уже устал? А то я только взбодрился.
Келонкоалт взревел и бросился на него, одним прыжком перескочив через всю арену. Но Монтего угадал направление атаки противника, наблюдая за тем, как Келонкоалт мощно отталкивается от песка обеими ногами и заносит палку круговым движением, словно топор, целясь прямо в шею Монтего. Он увернулся, но защищаться не стал, и палка обрушилась на его левое плечо с такой силой, что он упал бы, если бы не был готов.
Левая рука онемела. Тело пронзила такая боль, будто его переехала повозка, запряженная волами, но Монтего не пошатнулся и не вскрикнул. Старательно изображая скуку, он крикнул:
–Что ты меня гладишь-то? Ты драться сюда пришел или что?
И Келонкоалт дрогнул. Пока не сильно, почти незаметно, но по его глазам Монтего понял, что панцирь его самоуверенности дал трещину. Трибуны застыли.
–С каких это пор Келонкоалт стал ласковым, словно котенок?– раздался в полной тишине звонкий голосок.
Похоже на Киззи. Точно, Киззи. Многие засмеялись в ответ.
Во время следующего натиска Келонкоалт едва не прикончил Монтего. Но тот выдержал все атаки, хотя его рабочая рука едва не отнялась от усилий. Он споткнулся, почти упал и, наверное, выронил бы палку, если бы не голос с трибун:
–Монтего, держись!
Этих слов одобрения от человека, чей голос был ему незнаком, хватило, чтобы в сердце Монтего вспыхнуло пламя. Он подался вперед, чтобы нанести удар поперек бедра, и сцепился с Келонкоалтом обеими руками; их палки скользили друг по другу вверх и вниз, пока Монтего не сделал мощный толчок и не совершил свой ход.
Все это было похоже на работу с флагом семафора – открытый замах во всю длину руки, по широкой дуге, который Келонкоалт легко прервал своей дубинкой. Но Монтего не зря вложил в этот замах все, что у него было,– свою силу и свой вес, помноженные на злость, горе и одиночество. На деревянную палку в руках Келонкоалта обрушилась многотонная лавина.
Рукоять палки переломилась, и удар пришелся в плечо Келонкоалта – в то же самое место, куда он ударил Монтего в начале боя. Ноги чемпиона-любителя подкосились, и он, заваливаясь на бок, рухнул на песок, к ногам своего юного соперника. Мгновения шли, но чемпион не вставал, и постепенно на стадионе воцарилось потрясенное молчание.
