«Мама, кто такие бандеровцы?»– спросил однажды Евгений. И мать как могла объяснила, что, конечно же, произвело на Евгения неизгладимое впечатление – он был эмоциональным и легкоранимым ребенком. «Я не бандеровец! Сами вы бандеровцы!»– кричал он в ответ своим обидчикам и кидался в драку с еще большим остервенением. А вслед за драками следовали скандалы.
Дошло до того, что однажды кто-то из обитателей Каменки, чьим сыновьям Евгений накостылял как следует, сгоряча пригрозили поджечь барак, в котором проживали семья Остапа Луцика и еще пять семей таких же «бывших», как и Остап. И быть бы, наверно, горю – сгоряча чего не сделаешь,– если бы не Остап. Когда скандалисты совсем уже было собрались поджигать барак, Остап вышел им навстречу. Он ничего никому не сказал, лишь молча смотрел на беснующихся соседей, и непонятная, страшная усмешка играла на его губах.
И поджигатели отступили. Потом, когда все уже утихло, по поселку поползли пересуды. «А кто его знает,– говорили,– что бы могло случиться? Вот ведь как Остап Луцик смотрел исподлобья, вот ведь как страшно он усмехался! Да он и убить бы мог, на то он и бандеровец! У них, у бандеровцев, небось, и оружие припрятано, даром что они отсидели сроки в лагерях! Они, небось, спят с оружием в обнимку! Страшные они люди, а потому лучше с ними не связываться!»
А потом Евгений вырос. За минувшие годы страсти поулеглись, никто теперь не обзывал Евгения бандеровцем. Теперь Евгений ничем и никак не отличался от прочих молодых людей.
Но между Остапом и Евгением все так же пролегала если уж не пропасть, то изрядная борозда. Они все так же были друг для друга чужими. И все так же Евгений чувствовал, что его отец живет неправдой. В чем именно заключалась эта неправда, Евгений по-прежнему не знал, да и не особо стремился знать. Он это чувствовал, и для него этого было достаточно.
И вот теперь, похоже, настала пора хоть что-то да узнать. Деньги, которые отец спрятал под половицу! Нечестные, а может быть, даже кровавые деньги! За такое же нечестное и кровавое дело! Но что же Евгению делать? Права мать: что толку жечь эти деньги и гнать сомнительных гостей из хаты? Этим делу не поможешь, даже наоборот – накличешь лишнюю беду. Значит, надо поступить иначе. Но как?
Глава 8
Казалось бы, правильное решение было найдено. В городе появились дополнительные милицейские патрули, вся милиция была поднята «в ружье». Никто ничего милиционерам не объяснял, да в этом и не было надобности. Близился праздник, а накануне всякого большого праздника у милиции всегда прибавляется работы, потому что любит русская душа гульнуть с размахом. Ну а где размах, там случаются и всякие безобразия. Стало быть, что тут объяснять?
Отлегло от души и у первого секретаря горкома партии Сергея Сергеевича. Разумеется, он доложил о том, что произошло, вверх по партийным инстанциям, заодно поведал, что в городе все спокойно и все под контролем. «Ну, ты там гляди!– предупредили секретаря из вышестоящей инстанции.– И если что – сигнализируй. Понадобится – примем дополнительные меры. А пока соблюдай спокойствие. Относись к тому, что произошло, как к дешевой провокации. С провокаторами разберутся те, кому это полагается. А ты не забывай о празднике. Готовься».
Вот и весь разговор. И такой разговор вполне устроил Сергея Сергеевича, потому что он его успокоил. Если уж высокое начальство не видит ничего особо страшного в этой нелепой делегации и таком же нелепом письме, то, значит, так оно и есть на самом деле. Начальству виднее.
Конечно, стопроцентного спокойствия разговор с начальством Сергею Сергеевичу не дал. Потому что завтра эта дурацкая делегация обещала явиться в горком еще раз – за ответом на свой ультиматум. Ну пускай приходят. Там их будет ждать начальник городского отдела КГБ Иван Кириллович Голубев собственной персоной. И уж он-то знает, как поступить с делегатами. Уж он-то найдет для них нужные словесные обороты! А ему, первому секретарю горкома, и впрямь нужно заняться подготовкой к празднику. Праздник – вот он, на днях, а всяких дел еще – делать не переделать.
Возможно, и впрямь ничего необычного в городе не случилось бы, несмотря на неожиданную провокацию. Но… Ох уж это «но»! Часто бывает так, что это короткое словцо меняет ситуацию просто-таки на корню и производит в жизни истинный переворот! Рассчитываешь на одно, а тут откуда ни возьмись возникает это самое «но»– и все летит кувырком!
Так случилось и в Углеграде. Неведомо какими путями и способами о бандеровской делегации узнали горожане. Слухи о столь небывалом событии стали распространяться с феноменальной быстротой, и они, эти слухи, взволновали народ просто-таки до крайнего предела. Народ загомонил и засуетился, о бандеровской делегации заговорили в трамваях, на остановках, в магазинах, на заводах и шахтах – одним словом, во всех местах, где встречались хотя бы два человека.
Ну а где слухи, там и комментарии к ним. И комментарии эти были весьма однообразны – иного, впрочем, и быть не могло. «Это надо же, что они удумали, эти бандеровцы! Вы только послушайте, что они требуют и чего добиваются! Вот ведь какой злоупорный народ! Неймется им, понимаешь ли, бандеровцам! Сидели бы себе тихо в своем Бандеровском поселке – так нет же! Захотели стать ветеранами! Льгот они захотели! Участвовать в празднике Дня Победы пожелали! Ну вы только на них гляньте! Били их, били, да, видать, не добили!»
Как и полагается, первым о слухах узнал начальник городского отдела КГБ Голубев. И конечно, он встревожился. Потому что он знал, что может последовать за слухами и пересудами, особенно если они охватили весь город. А похоже, что так и было. Конечно, Голубев знал и то, что слухи и пересуды – это обычно явление кратковременное. Посудачит народ, выпустит пар, да и умолкнет. Мало ли у людей других забот?
Но и пускать на самотек это неприятное и потенциально опасное явление было делом неправильным. Потому что ситуация вполне могла повернуться и какой-то другой стороной. Всякое могло случиться. Тем более что дело касалось не абы чего, а Дня Победы. А это для народа едва ли не самый главный праздник. Это для людей – святое. И русский народ очень не любит, когда кто-то неправильным и подлым образом касается их святынь. В этом случае русский человек готов на все. Даже положить свою собственную жизнь. А уж чужую – тем более.
Все это Иван Кириллович Голубев понимал прекрасно и потому, узнав о городской кутерьме, сразу же стал предпринимать необходимые действия. Первым делом он поднял по тревоге все свое чекистское воинство. Затем обо всем доложил начальнику городской милиции. А затем позвонил первому секретарю горкома.
–А бросай-ка ты все свои дела, Сергей Сергеевич, и беги ко мне. Есть о чем потолковать…
Секретарь даже не стал спрашивать, на какую тему будет разговор. Он даже не подумал о том, что такой звонок – это, как ни крути, попрание субординации. Все-таки первый секретарь горкома был по должности выше, чем начальник городского отдела КГБ, и по логике это именно Сергей Сергеевич имел право вызывать Голубева к себе в кабинет, а не наоборот. Но не до бюрократических тонкостей было сейчас Сергею Сергеевичу. Он прекрасно понимал, что звонок от Голубева поступил неспроста. Значит, случилось что-то из ряда вон выходящее. И это «что-то», скорее всего, каким-то боком связано все с той же бедой – бандеровской делегацией. Ну а с чем же еще-то?..
