–Не в вас!– нервно выкрикнул Михеич.
–А в кого же?– спросил Голубев.
–Сами знаете, в кого!– старик оглянулся на толпу, явно ища в ней поддержки. Толпа одобрительно и угрожающе загудела.
–Ну так и они – тоже без оружия,– пожал плечами Голубев.– А потому какая разница: мы или они?
–Это они-то без оружия?– Из толпы выбрался еще один старик, правда, без ружья.– Да у них оружия больше, чем во всей вашей милиции! Воевал я с ними! Знаю!
–Ну так когда это было?– сказал Голубев.– А вот сейчас они в этом не замечены. Уж кому знать, как не мне.
–Все ты врешь!– выкрикнул кто-то из толпы.– Потому что ты на их стороне! Все вы на их стороне!
–Это кто же там такой осведомленный да знающий?– усмехнулся Голубев.– Выйди наперед, покажись. А то укрылся за стариковскими спинами… Ну так выходи. И скажи мне все в глаза.
Но никто из толпы не вышел.
–Вот ведь оно как,– горько произнес Голубев.– Кричать кричим, а чтобы показаться… Трусость это и подлость, и ничего другого. И глупость. Я говорю не о выкриках за чужой спиной, а о стрельбе по безоружным людям. Молчи, Михеич, молчи! Позволь сказать вначале мне. А уж потом будешь говорить ты. Или – стрелять, если уж ты считаешь свое дело правым… Допустим, у кого-то из тех, в кого ты собираешься палить из своего ружья, и вправду есть оружие. Ты, значит, выстрелишь в них, они в ответ – в тебя… Настоящая битва! Прямо как на фронте! А только…
Голубев помолчал, выплюнул травинку, опять посмотрел на небо.
–О чем с ним говорить!– снова выкрикнул голос из толпы. Кажется, это был голос того же самого человека, что и прежде.– Мы только зря теряем время! Командуй, Михеич! Да и пойдем!.. Вот она, Каменка, совсем близко!
Михеич предостерегающе поднял руку и не тронулся с места. Он даже не оглянулся на выкрик. Кажется, именно он был командиром этого стихийного отряда. Вольным или невольным – это в данном случае не имело значения. Но все же командиром. И если так, то от него во многом зависело, как возбужденная толпа поведет себя дальше и, соответственно, как будут разворачиваться события.
–А только,– продолжил свою речь Голубев,– не у всех там есть оружие. У женщин и ребятишек его нет – это уж точно. Скажи, Михеич, неужто ты собрался стрелять и в ребятишек?
–Не в ребятишек!– нервно выкрикнул Михеич.– Уж я найду, в кого стрелять, если понадобится!
–Ну так пуля – она всегда дура,– пожал плечами Голубев.– Уж ты-то, Михеич, знаешь это лучше меня. Она ведь летит куда ей захочется. И, бывает, попадает совсем не в того, в кого надо. Разве не так? И вот ты, допустим, выстрелишь в того, кого считаешь своим врагом, а попадешь – в невинное дитя… Или, может, ты скажешь, что и дитя тоже твой враг? Ну, ответь мне: вкого ты собрался стрелять из своего дурацкого ружья?
Похоже, старик Михеич не ожидал такого разговора. Наверно, о таком разговоре он даже не задумывался. Оно и понятно: вгорячке не до рассудительных разговоров. Горячка – она требует немедленных действий, а не размышлений и не разговоров. И вот сейчас, посреди дороги, во главе разъяренной толпы и с ружьем в руках, Михеич не знал, что ему ответить. А ответить надо было. И толпе, которую он возглавлял, и собственной совести. Но не было сейчас у Михеича подходящих слов, и потому он лишь переступил с ноги на ногу и переложил ружье из одной руки в другую. Понятно, что Голубев и Караваев почувствовали эту стариковскую растерянность.
–Молчишь, старик?– спросил Голубев.– Наверно, тебе нечего сказать… Эх, Михеич, Михеич! Командир роты, герой, уважаемый человек, добрая душа… А собрался стрелять в детей, как какой-нибудь фашист! О чем с тобой говорить? Да после этого я тебе и руки-то не подам, так и знай! И другим накажу: не подавайте ему руки! Потому что он взял в руки ружье, чтобы убивать ребятишек…
Есть слова, которые бьют наотмашь, сшибают человека с ног и учиняют в его душе решительный переворот. Именно такие слова и сказал ветерану Михеичу начальник Углеградского отдела КГБ Голубев. Несколько секунд старик нерешительно стоял посреди дороги, а затем повернулся и, ссутулившись и волоча за собой ружье, пошел по обочине в сторону города. То есть совсем не в ту сторону, где находился поселок Каменка, а прочь от него.
Наверно, никто в толпе не ожидал от Михеича такого поступка, а потому никто его и не окликнул. Толпа смешалась и смялась. Многие пошли вслед за Михеичем, остальные в нерешительности продолжали толкаться посреди дороги.
–Ступайте и вы,– сказал Караваев, обращаясь к оставшимся людям.– Нечего вам тут делать… Обещаю, мы во всем разберемся сами. И доложим вам во всех подробностях. Не слушайте никаких крикунов. Дураки они, эти крикуны… На беззаконие вас подбивают. А сами прячутся за вашими спинами. Тот, кто за правду,– тот за спинами не прячется. Ну, расходитесь. И припрячьте куда подальше ваши ружья. Чтобы, значит, пропало у вас желание взять их в руки. Не для людей у вас ружья, а для зверя. Не приравнивайте человека к зверю.
–Ага!– раздался из толпы опять тот же самый голос.– Говорить-то ты мастер! А потом станешь отлавливать всех нас поодиночке! Бандеровцев, небось, не тронешь, а нас отправишь в кутузку!
–Дурак,– спокойно ответил Караваев невидимому голосу.– И не о чем мне с тобой, дураком, разговаривать.
И начальник милиции демонстративно отвернулся. Он не видел, что творилось у него за спиной, но знал, что убедил людей разойтись. Толпа стала редеть, люди понуро стали разбредаться. Никто не пошел в Каменку…
–Кажется, мы с тобой остались живы,– выдохнул Караваев, когда на дороге совсем никого не осталось.– Ну и ну! А я уж грешным делом подумал, что падем мы здесь с тобой бесславной смертью. Растерзают нас. Затопчут.
–Это да,– согласился Голубев.– Могли бы, что и говорить. Толпа – это страшное дело! Потому что безрассудная. Доводилось мне пару раз сталкиваться с таким безрассудством. Если захочешь, когда-нибудь расскажу…
–Наверно, не захочу,– покачал головой Караваев.– Лично мне хватило и одного раза. Сегодняшнего…
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
–Ну что – победа?– спросил Караваев.
–Это вряд ли,– с сомнением ответил Голубев.– Уж слишком это было бы просто… Так не бывает. Крикуны-то никуда не делись. Да и старые вояки вряд ли все до единого успокоились. Михеич Михеичем, а ведь есть и другие. И у всякого своя собственная кутерьма в душе. Так что нам следует ожидать развития событий.
–Думаешь, будет еще один боевой поход на Каменку?
–Поход – это вряд ли. Наверно, наши вояки поменяют тактику после недавних событий на дороге и раскаяния Михеича.
–Это как так?– не понял Караваев.
–Знал бы как, то и тебе растолковал бы,– вздохнул Голубев.– Хотя… Тактика – дело не такое уж и мудреное. Не взяли врага приступом – возьмем в обход. Или подкопом. Или измором…
–Подкопом, измором…– проворчал Караваев.– Вот уж вляпались мы с тобой, так вляпались! Кто бы мог подумать!
