Остап и впрямь был неподалеку и вскоре показался из-за кедровых стволов.
–Вот он, Остап Луцик, командир отряда народных мстителей!– Дубко вздохнул.– Эх, дядя, дядя! Чего же не жилось тебе спокойно? Между прочим, твоего благодетеля Крука на этом свете больше нет. Настигла его справедливая пуля… Так-то!
–И денег у тебя больше нет,– добавил Богданов.– Ничего у тебя не осталось. Даже семьи и хаты. Во всем ты проиграл…
Глава 17
–Ну и что же дальше?– спросил Дубко.
–А дальше – финальная сцена,– ответил Богданов.– Но чтобы ее сыграть, надо дождаться рассвета.
–Что ж, подождем,– усмехнулся Терко.– Это не беда – ждать рассвета. Это даже приятно и волнительно. Потому что рассвет обычно приносит хорошие новости.
Да, нужно было дождаться рассвета. Есть такие дела, которые лучше делать при свете дня, а не ночью. Потому что ночью все кажется страшнее и безнадежнее, чем днем. Особенно для тех, у кого и так не осталось почти никакой надежды.
Никто не опасался, что до наступления рассвета укрывшиеся на заимке опрометчивые повстанцы и остатки разгромленного диверсионного отряда куда-то денутся. Это было невозможно. Заимка была со всех сторон оцеплена милицией и всем наличным составом Углеградского отдела КГБ. Понятно, что и начальник милиции Караваев, и главный городской чекист Голубев также присутствовали на месте события. Ну и никуда до самого окончания действа не намеревались уходить пятеро бойцов спецназа.
Утро, конечно же, наступило, но наступило оно совсем не так, как ожидалось. Можно сказать, что с наступлением утра нарушились все планы чекистов, милиции и бойцов спецназа. Они рассчитывали с наступлением утра вступить в переговоры с осажденными стихийными вояками и несколькими оставшимися в живых диверсантами. Предполагалось, что это будут короткие и эффективные переговоры. Стихийным воякам покажут плененного Остапа Луцика и скажут: так, мол, и так, ваш самый главный командир – у нас, остальные двое – убиты, так что выходите с поднятыми руками. Никто вас не тронет, да и судить вас не за что, потому что вы не успели еще ни в кого выстрелить из ваших ружей. Хотя, конечно, кто-то и успел – ведь чьи-то пули угодили в дядька Григория и дядька Павла. Так что будем разбираться, а уж там не взыщите. А остальные могут возвращаться в свои хаты к своим семьям и своему хозяйству.
Предполагалось, что и Остап Луцик скажет свое слово. Скажет – потому что куда ему деваться?
Ну а что касается нескольких уцелевших диверсантов, то с ними предполагался особый разговор. «Или немедленно сдавайтесь, или будете уничтожены. Вы пришли к нам как враги, и ваши намерения были враждебными, а потому, как говорится, извиняйте за непочтительное с вами обращение».
Но все пошло не так, как предполагалось. Как только рассвело, стихийные вояки сами запросили переговоров. И вышли на переговоры, да притом не с пустыми руками, а с плененными диверсантами. Всего диверсантов было пятеро. Можно было только догадываться, что произошло ночью на заимке. Впрочем, догадка эта была очевидной. Стихийных вояк было много, диверсантов – лишь пятеро. И вояки взяли диверсантов в плен. Взяли – и теперь хотят передать их в руки властей, надеясь тем самым, что за такой поступок им будет от властей прощение.
–Великое дело – вовремя осознать свою оплошность и раскаяться!– так прокомментировал ситуацию Степан Терко.
–Сам додумался до такой мысли или где-то вычитал?– иронично поинтересовался Дубко.
–Где уж мне самому!– горестно вздохнул Терко.– Я не мыслитель, мое дело – бегать, стрелять, нырять в сугробы и стараться в них не утонуть…
–Ну-ну, не прибедняйся!– улыбнулся Богданов.
Так, балагуря, они подошли к повстанцам. Их было много, никак не меньше тридцати человек.
–Вот – передаем их вам,– сказал кто-то из повстанцев.– Всех, кто остался в живых.
–Больше никого?– на всякий случай уточнил Богданов.
–Никого,– ответили ему.– Остальных вы ночью поубивали…
–А что с Григорием и Павлом?– спросил Караваев. Он и Голубев также были здесь.
–Григория убили на месте,– сказал один из повстанцев.– А Павло помер ночью.
Караваев на это ничего не сказал, лишь горестно крякнул.
–Мы их не убивали!– раздались сразу несколько голосов.– У них и раны-то не от ружей! Сами взгляните! Там они, Григорий и Павло… Лежат на лавках…
Легко можно было представить, что творилось ночью на заимке. Тут тебе и смерть Григория и Павла, тут и сражение с диверсантами… Словом, истинная человеческая трагедия во всей своей кровавой неприглядности.
–Разберемся,– пообещал начальник милиции.– Мертвые – они уже никуда не денутся…
–Ну и кто из вас кто?– спросил Богданов, по очереди разглядывая каждого плененного.
–Вот этого кличут Чорба,– подсказал кто-то из повстанцев.– А про остальных мы ничего не знаем…
–Значит, ты и есть Чорба?– усмехнулся Богданов.– Иван Кириллович, где ты там? Вот тебе подарок. Иностранный агент по прозвищу Чорба! Бери и пользуйся. Он тебе много чего расскажет!
–Куда он денется!– заверил Голубев.– Обязательно расскажет! И прозой, и даже в рифму! И о себе, и обо всех прочих, кто вертится где-то здесь неподалеку.
–Я гражданин иностранного государства!– отозвался Чорба.– В соответствии с договоренностями вы обязаны гарантировать мне неприкосновенность и приемлемые условия содержания!
–Вот ведь как завернул!– усмехнулся Богданов.– Хотя, кажется, где-то я эти слова уже слышал…
Эпилог
–Ну что, будем прощаться?– сказал Богданов.– Самое главное дело мы сделали, а уж дальше – разгребайте сами. Тут у вас получится ловчее, чем у нас.
–Мы – специалисты узкого профиля,– добавил Терко.– Что умеем, тем и рады помочь.
–Спасибо вам,– сказал Голубев.
–Спасибо,– повторил Караваев.
Никто, кроме начальника городской милиции и начальника городского отдела КГБ, Богданова и его малочисленную дружину не провожал. Да оно так и полагалось. Спецназовцы – это такие люди, которых встречают и провожают без оркестров и фанфар.
–Приезжайте к нам летом,– сказал Голубев.
–Это еще зачем?– Терко с комичным испугом замахал руками.– Какую еще беду вы нам приготовили на лето?
–Никакой беды,– улыбнулся Голубев.– Просто места здесь у нас замечательные. Отдохнем, поохотимся… Может, даже на медведя сходим.
–Зачем на медведя?– запротестовал Рябов.– Не надо на медведя. Пускай он себе живет. Видели мы ненароком одного в лесу, когда добирались до заимки. Красивый зверь. Умный…
–Может, и приедем,– сказал Богданов.– А может, и не приедем… Не мы распоряжаемся нашей жизнью, а она нами.
–Понимаю,– кивнул Голубев.– Такая у вас работа.
