— Ваше преподобие, не пора ли уже перейти к брачным клятвам?
— В самом деле пора, — смущенно пробормотал священник.
И вот Тристан и Лайза, чьи лица светились от радости, стали мужем и женой. Это была странная пара: она была намного моложе суженого и стройна, как тростинка, а он — широкий и плотно сложенный, и лицо у него было обожжено ветром и солнцем, как здешние скалы. Но их лица сейчас были так прекрасны, что Гвинет не удивилась, когда даже Рован, забыв на время о своем горе, почувствовал радость за эту пару.
Но после венчания он нетерпеливо сказал:
— Все!
— Милорд Рован, подождите еще минуту. Мы должны поставить на бумаге подписи, как положено.
Рован сгорал от нетерпения, пока священник заходил в комнату, где стоял его стол и лежала огромная Библия, садился в свое деревянное кресло и писал. Наконец он позвал всех четверых. Первыми расписались жених и невеста, причем неграмотная Лайза поставила крестик. Затем поставили подписи Рован и Гвинет.
Когда священник открыл свою книгу, чтобы вписать туда имена новых супругов, Гвинет не смогла не заметить, что предыдущая запись была о смерти леди Кэтрин, а непосредственно перед ней стояла запись о рождении мертвого младенца, которого звали Майкл Уильям Грэм.
— Теперь все закончено? — спросил Рован.
— Да, — ответил преподобный Кеох.
— В таком случае леди Гвинет должна отправляться в путь, — сказал Рован.
Он посмотрел на Гвинет, и она не могла не почувствовать укол совести: у Рована был такой вид, словно он презирал ее и не желал даже видеть.
Еще бы: она же заставила его помчаться спасать ее в ночь смерти его жены!
— Я уеду сейчас же, — заверила она его.
Она повернулась к Лайзе и обняла сначала ее, а затем Тристана. Потом сняла золотое кольцо с изящной резьбой и вложила его в руку Лайзы. Это кольцо во Франции подарила ей Мария, сняв со своего пальца.
— Это тебе. А вы, Тристан, были очень добры ко мне. По-моему, вы любовались одним из наших коней — тем, который чалой масти. Он холощеный, но это отличное животное. Мы привезли его из Франции, где он принадлежал королеве Марии. Его зовут Эндрю, не знаю почему. Теперь он ваш.
— Благослови вас Бог, миледи. Для нас было бы достаточно и того, что вы подарили нас друг другу, — поблагодарил Тристан.
Рован кашлянул, прочищая горло. Когда он заговорил, его голос показался Гвинет сердитым, но слова все же были добрыми.
— Я пожалую вам обоим усадьбу.
Гвинет подумала, что огорчила его: своими подарками она напомнила Ровану, что и ему нужно что-то подарить молодым супругам. Ну и пусть!
Ей вдруг очень захотелось уехать — сильней, чем ему хотелось, чтобы она уехала. Хотя она отчаянно старалась выглядеть спокойной, человеку трудно вынести такое презрение.
— Я уезжаю немедленно, — объявила она собравшимся.
Рован вдруг низко поклонился ей и сказал:
— Доброго пути, леди Гвинет.
Она кивнула и ответила:
— Да будет с вами Бог, лорд Рован.
Он повернулся и поспешно вышел из часовни. Гвинет была уверена, что он не придет прощаться с ней во двор, и через несколько минут была поражена, увидев его там.
Она сидела на своей кобыле, которая каким-то загадочным образом вернулась в замок. Энни была рядом с ней, а сопровождающие — десять человек — готовы были тронуться в путь в любой момент. Гвинет нежно прощалась с Тристаном и Лайзой, когда вдруг увидела, что Рован идет к ним от замка и слуги подводят ему коня.
Он сел в седло, не сказав ей ни слова, отдал сумку одному из своих людей, а потом подъехал ближе и остановился рядом с Гвинет.
— Вам надо ехать быстро, иначе вы не попадете на паром до темноты, — сказал он.
— Вы… поедете со мной? — спросила Гвинет.
— Только до парома. Я боюсь, что клану Макайви стало известно о вашей поездке, а я отвечаю за ваше благополучие до тех пор, пока вы не окажетесь под охраной вашего дяди, — объяснил ей Рован.
Жеребец беспокойно переступал с ноги на ногу, Рован поднял руку, давая знак сопровождающим, и поехал по подъемному мосту.
— Дай вам Бог доброго пути, миледи! — кричала вслед Лайза.
— Да будет Бог с тобой! — ответила Гвинет.
— Ох, как прекрасно видеть их вместе, — тихо сказала Энни.
Тристан ехал на коне рядом со своей молодой женой. Гвинет попрощалась с ним, подняв руку и поблагодарив:
— Спасибо.
Он покачал головой и ответил:
— Это вам спасибо, леди Гвинет. Я ваш вечный должник.
Потом Лайза и Тристан остались позади, кобыла перешла в галоп и помчалась сзади жеребца лорда Грэма.
Путь до парома занял, вероятно, всего несколько часов, но Гвинет эти часы показались днями. Хотя сзади нее ехала на своей лошади Энни, она никогда не чувствовала себя такой одинокой.
Когда они добрались до берега, Рован сразу же сошел с коня. Паромщик явно ждал их, он вышел к ним навстречу и приветствовал без малейшего удивления.
— Здравствуйте, лорд Рован.
— Брендан, ты готов перевезти леди?
— Да, милорд. Я прослежу, чтобы она переправилась благополучно. И в любое время буду ждать ваших людей обратно, если вы этого пожелаете.
— Нет, мой друг. Эти люди будут жить рядом с леди до тех пор, пока я не смогу сам вернуться за ней. Тогда мы продолжим нашу поездку по поручению королевы.
Брендан, грубый с виду человек крепкого телосложения и внушительного роста, серьезно кивнул и согласился:
— Так оно лучше.
— Какое сегодня море?
— Волна есть, но не очень большая.
Рован вдруг бросил взгляд на Гвинет, и уголки его губ неохотно приподнялись в восхищенной улыбке.
— Вряд ли волны будут слишком сильными для миледи.
Она выпрямилась в седле и заверила его:
— Это правда, я не боюсь моря.
Рован подошел к ней и помог сойти на землю. Когда он снимал ее с седла, их взгляды на мгновение встретились, и Гвинет не увидела в его глазах той свирепой ненависти, которую чувствовала раньше. Теперь в них отражалась задумчивая работа мысли.
Когда Рован ставил ее на землю, она почувствовала прикосновение его сильных рук и вдохнула запах его тела. По ее коже пробежала дрожь, и это сильно удивило ее. Ей очень хотелось поскорее встать на ноги.
— Гевин теперь мой представитель. Он везет письма вашему дяде. Вы не должны бояться его, — сказал ей Рован.
— Я не боюсь Гевина, я его почти не знаю, — пробормотала она и покраснела.
Откуда Рован мог знать, что она в этот момент подумала о своем дяде Энгусе, а вовсе не о его слуге? А дядю она действительно немного боялась.
