— Скачите быстро, — посоветовала ему леди Маклауд.
— Я вернусь за вами.
— Благодарю вас… и благословит вас Бог, — произнесла она.
Он быстро ускакал. Гвинет была рада, что королева находится в хороших руках, но, когда она осталась одна на дороге, ей стало до жути страшно. Она быстро пошла вперед, стараясь не замечать каждый шорох ветра, каждый шум деревьев и стук каждой ветки, которые невольно кидали ее в дрожь. Она уговаривала себя, что это просто ночные шорохи. В лесу могут быть кабаны и другие опасные звери, но честолюбивые люди опасней любого зверя.
Вдруг слева от нее раздался громкий треск. Это был не лесной звук, и Гвинет побежала.
Но тут лес словно ожил. Повсюду появились люди.
— Это королева! — крикнул кто-то.
— Мы нашли ее! — прозвучал еще один голос.
— Не болтайте глупости, это не она. Эта ниже ростом.
Гвинет бежала так, что ее сердце бешено колотилось в груди, а ноги горели. Но это не помогало: люди были всюду, и она могла лишь молиться, чтобы Мария успела безопасно проехать через лес до их прихода.
Она сворачивала то в одну, то в другую сторону, пытаясь скрыться среди деревьев, но ее схватили, прижали к земле, и кто-то поставил ногу ей на грудь, чтобы не дать подняться.
Шапка слетела у нее с головы, и волосы рассыпались по земле. Она могла сделать лишь одно — вызывающе посмотреть вверх на того, кто взял ее в плен. К ее ужасу, она узнала этого человека. Она не забыла его, хотя в последний раз видела его очень давно.
И он тоже не забыл ее.
— Да это леди Айлингтон, Гвинет Маклауд! — воскликнул он.
Стоявший над ней человек был коренастым и носил длинную бороду. Это был не кто иной, как Фергус Макайви, который мучил ее так давно, в тот день, когда она уехала прогуляться на коне из замка Грей.
Тогда Рован пришел и спас ее.
Теперь он не придет.
Случилось то, чего Рован всегда боялся в самой глубине своего сердца.
Гражданская война.
Королева Мария была спасена и доставлена в замок Блэк. Там она встретилась со своим мужем и вместе с ним вернулась в Данбар, где Босуэл снова оставил ее и уехал, чтобы созвать больше сторонников.
В конечном счете Марию предали.
Лорд Балфур настойчиво требовал, чтобы королева вернулась в Эдинбург, где была бы лучше защищена. Когда она покинула Данбар, ее охраняло несколько сотен сторонников и столько же людей было у мятежников. Рован знал, что Мария не боялась. Она, наверно, верила в любовь своего народа и надеялась снова соединиться с Босуэлом на поле битвы.
Два войска встретились на расстоянии восьми миль от Эдинбурга, и многие из лордов, которым Мария так доверяла, покинули ее. Мария вместе со своим новым мужем Босуэлом находилась во главе своих солдат. Балфур тоже был с ними.
Конницу мятежников возглавляли лорды Мортон и Хоум. Во главе других отрядов противника находились лорды Этол, Маар, Гленкерн, Линдсей и Рутвен.
Рован не был на поле боя: он уже вернулся в замок Грей, встал во главе своих собственных солдат и начал готовиться к дальнейшим событиям. Теперь, когда он, кажется, был официально прощен, ему так хотелось приехать в столицу и найти Гвинет! Но горький опыт научил его быть осторожным. А сейчас осторожность была особенно нужна. После того как Босуэл увез Марию к себе и затем женился на ней, страна словно обезумела, Рован написал в Лондон — одно письмо Томасу и Энни и другое Елизавете. Он просил королеву Англии предоставить охрану двум его верным слугам, которые должны были привезти Дэниела в Лохревен.
В конце концов сражения не произошло. Сторонники Марии просто стали уходить от нее, и потому она, всегда уверенная, что ее подданные в глубине души порядочные люди и соблюдают приличия, прекратила кровопролитие. Она попросила для Босуэла разрешение свободно уехать и предложила, что сама вернется в Эдинбург и там выслушает все обвинения.
Но с ней обошлись не как с королевой. Лорды боялись ее, и Рован знал почему. Они громко осуждали убийство Дарнли, но многие из них сами были виновны и боялись, что, если королева привлечет на свою сторону простой народ, их обвинят в смерти ее супруга. Поэтому Марии не позволили остаться в Эдинбурге, а отвезли ее в одну из крепостей семейства Дуглас и держали там в заточении.
Рован сам не верил, что лорды желали причинить вред своей королеве. Но жестокие новости поступали одна за другой, и его страх усиливался. Он приехал в Эдинбург и встретился там с Мэйтлендом. Рован не верил, что Мэйтленд был замешан в мятеже против королевы. Но когда они заговорили, дипломат сначала не мог смотреть ему в глаза, и Рован понял, что тот действительно был виновен.
— Неудивительно, что нас, шотландцев, столько раз побеждали: мы не умеем быть верными даже друг другу, — сказал ему Рован.
— Пожалуйста, Рован, не надо об этом, мне и так тяжело, — начал Мэйтленд. — Вы знаете, сколько лет я прослужил королеве Марии? Гораздо больше, чем она прожила здесь. Мне невыносимо видеть, как она страдает, но вы должны меня понять. Даже ее министры-французы просили ее расстаться с Босуэлом, пока еще была возможность, но она не захотела.
— Позвольте мне поговорить с ней.
Мэйтленд помедлил, затем произнес:
— Лорды потребуют, чтобы Босуэл ответил за смерть Дарнли. Сплетники были правы: это злое дело совершил он.
— Тогда пусть отвечает Босуэл, а не королева.
— Лорды хотят, чтобы королева отреклась и передала корону своему сыну.
— Чтобы правили они.
— Она была сердита на вас, лорд Рован. Она посадила вас под стражу и объявила недействительным ваш брак.
— Она королева, и теперь с меня сняты все обвинения.
— Вы, видимо, единственный человек, которому доверяют обе стороны. За охрану королевы отвечают Мортон, Гленкерн и Хоум. Они позволят вам увидеться с ней.
Увидев Марию, Рован был поражен. Ее грубо захватили в плен, с ней жестоко обошлись, и в тюрьме ей не могло быть хорошо. С ней не было ни одной из ее приближенных женщин. Дом, где ее держали под стражей, принадлежал матери Джеймса Стюарта, леди Маргарита Дуглас.
Леди Маргарита не могла смириться с тем, что внебрачное происхождение помешало ее сыну стать королем, и твердо держалась мнения, что на троне должен быть он, а не Мария.
Однако она, по сути дела, не была жестока с Марией. Когда Рован наконец увидел королеву, та вежливо встала, приветствуя его, хотя была бледна и сильно похудела.
— Рован! — с искренней нежностью воскликнула она, а потом улыбнулась ему:
— Вы ведь знаете: я отпустила вам все ваши грехи задолго до того, как началась вся эта путаница. Теперь я сама прошу прощения у вас.
Он взял ее за руки, опустился перед ней на колени и увидел, что ее глаза блестят от слез.
