Но в тот момент Кейл осознал яснее, чем когда-либо, что все равно должен вернуться – хотя бы ради нее. Он доберется вплавь, если нужно. Он скажет ей, что любит ее и всегда будет любить, потому что она сильная, мудрая и добрая. Скажет ей, что будет писать письма до конца своих дней, если она захочет, и что, если однажды она соизволит, он преодолеет море и отвезет ее, куда бы она ни пожелала, куда бы ни попросила, хотя бы ненадолго. Он скажет ей, что он ее слуга до конца своих дней.
Сразу вернулось спокойствие. Печаль за ее судьбу осталась, но пришел покой, так как он постиг свою цель. Почему я хочу ее увидеть, ты, беззубое, бессердечное, старое насекомое? Потому что я должен утешить ее, чтобы она всегда знала, что ее любят.
Кейл ощутил, как его тело двигается.
Оно чертило символы так же, как и он, спешно, как будто прождало в отчаянии. Мел идеально повторял траекторию его пальца, и каким-то образом Кейл мог «видеть» изображаемые знаки и одновременно символы перед собой, как будто у него опять две пары глаз.
Откуда-то из комнаты он услышал вздох, но проигнорировал его. Это займет какое-то время, и ему нужно сосредоточиться.
Он рисовал так быстро, как только мог, его тело послушно двигалось следом и в точности повторяло за ним, один раз остановившись, чтобы вернуться к подставке, зачерпнуть еще несколько кусочков мела и поспешить обратно, словно по мышечной памяти – точно так же, как танцевало «чинг».
К тому моменту, когда он наполовину закончил, Кейл ощутил, что «окно» между его телом и его «умом», или «духом», или черт его знает чем, сужается, и понял: время быстро его покидает. Он чувствовал, как сила вытекает из его тела, как дико бьется его сердце.
Теперь он водил и другой рукой, хотя это было трудно, и он боялся допустить ошибку. Он прошел с Востока на Юг, с Запада на Север, прямиком от одной стороны стен до другой, затем вернулся в обратную сторону, пригнувшись, чтобы изобразить нижние символы. Он потерял всякое ощущение времени, сжигая все мысли, восприятие и боль своего тела, отгораживаясь от всего, кроме своей задачи.
И даже этого было недостаточно.
Но я так близко, так невыносимо близко.
Медленно и неуклонно он чувствовал, что «окно» закрывается, и прикинул, что произойдет, если это случится. Те, кто остаются, сказал Андо, «Нишад» на языке Бато. А если он застрянет, то превратится в тех, кто уходят? Уходят куда? И что это, просто еще одна тропа Пути? Просто другая, но не хуже?
Он знал только то, что это его испугало – как будто разом проглатываешь слишком много воды. Можно умереть и в луже, подумал он, если медлить слишком долго.
Он добрался до последнего угла комнаты, когда створки уже закрывались. Он взглянул на последние несколько символов, каким-то неведомым образом зная, что время на исходе, а затем побежал. Он перепрыгнул через стену и потянулся к своему телу, словно к доске в открытом море, и «протиснулся» через оставшуюся крохотную щель в «окне», чувствуя, как оно захлопнулось подобно тискам, чуть не разрезав Кейла надвое.
Затем его тело воссоединилось с ним, и он рухнул на пыльный деревянный пол. Его зрение плыло, размываясь в такт биению сердца, и волнами накатывала боль. В пересохшем рту был привкус крови, пальцы онемели и кровоточили вокруг ногтей. Он удерживал последние несколько символов в уме, насколько мог, сосредоточившись на них, как на цветах, с которыми Андо заставлял его практиковаться. Его руки двигались неуверенно и вслепую, но – как и в случае с «чингами»– он понимал: если это недостаточно хорошо, больше ему уже не сделать.
Он привалился к стене и выдохнул из легких воздух, который, казалось, задерживал часами, оглядывая тысячи меловых символов. Это ощущалось очень странно – как если бы на самом деле их рисовал не Кейл. И все же это был я, подумал он, дивясь белым линиям, запечатленным на пыльно-красном фоне. Дело сделано.
Мастер Ло не отходил от двери, блуждая взглядом по комнате. Он снова и снова моргал, будто не веря собственным глазам.
Правильно, сукин ты сын, я обманул тебя и прошел твое невыполнимое испытание. Поверь в это.
Моргание замедлилось, и старик вытер влагу в уголках своих мутных глаз.
–Я был прав,– сказал он почти шепотом.
Учитывая, что каждое предыдущее слово, слетевшее с его уст, было уроком издевательств, Кейл не мог толком понять, в чем тот был «прав». Если только я не облажался, понял он в ужасный момент сомнения, и вся его театральщина – чтобы поизмываться надо мной.
–Иди на кухню и ешь все, что пожелаешь. Отдохни немного – завтра утром мы поговорим снова.
Кейл все еще чувствовал неуверенность, но решил, что это хороший знак.
–Так я закончил?– Это прозвучало хрипло, и он откашлялся.– Завтра я могу вернуться домой, как вы обещали?
Монах кивнул, все еще читая глазами символы на стенах.
–Да, завтра ты можешь вернуться домой. Ты справился очень хорошо, Кейл. Очень хорошо.
Впервые старый монах посмотрел на него и поклонился должным образом.
Кейл вытаращился, но со стоном встал и сумел ответить на поклон.
–Спасибо вам, Учитель,– сказал он с искренним чувством, но лишь потому, что думал об Андо и благодарил его.
Затем он пошел на кухню, взял тарелку, полную еды, и поковылял обратно в свою келью, где мгновенно отключился, так и не поев.
26
Ночью Кейл несколько раз просыпался, чтобы поклевать еду, ощущая нарастающее недомогание, считая великой и трагической иронией, что голодающий человек может быть отравлен спасительной сытостью. Окончательно проснувшись, он вспомнил, что во снах танцевал «чинг», а затем тонул в каком-то водоеме, пока отец наблюдал за ним из окна. Кейл взмок от пота и дрожал, но каким-то образом удержал рис в желудке.
Мастер Ло вошел сразу же с восходом солнца. Он сказал, что лодка уже готова, хотя и предложил Кейлу еще немного отдохнуть.
–Ты волен идти, когда захочешь,– сказал он, пожав плечами, и юноша поблагодарил его.
Все его тело болело от испытаний, и он хотел попробовать в последний раз найти Андо, поэтому последовал совету старика и остался в постели, а затем подкрепился рисом и рыбой на углях. Он знал, что церемония Лани состоится только вечером, а обратный путь в Шри-Кон будет быстрым.
Пока он шел по берегам Ланконы, пытаясь осознать события последних нескольких недель, его разум был полон вопросов без ответов. Конечно, Андо не появился. Кейл улыбался птичьим крикам и обезьяньим воплям с верхушек деревьев и мимоходом кланялся монахам. Этот остров никуда не денется, сказал он себе. Я всегда могу вернуться.
Невзирая на то, что теперь он жил в мире, где люди могли «выходить» из своих тел и скользить сквозь стены, у него были более насущные проблемы. Он в последний раз окинул взглядом серо-голубые воды рая, очертания вершин за ними, а затем направился обратно к мастеру Ло, суденышку и своему дому.