–Да, господин. Всего лишь начало.
* * *
Тридцать мужчин покинули лагерь, как только их осветил свет, и небольшими группами отправились к долине закона. Все они получили приказы, хотя Эгиль не знал, какие именно.
–Ты уверен,– услышал он голос Роки,– что жрица Кунла находится в половине дня ходьбы от долины?
–Да, господин,– сказал Тахар, вассал, которого особо выделил Рока этим утром,– бывший вождь, у которого отняли титул, землю, семью и собственность за «ненадлежащее поведение». Что навлекло такую кару – реальная продажность или неудовольствие Гальдрийского Ордена,– Эгиль не знал.
–Мои люди видели ее вместе с воинами на дороге,– заверил он. Тахар был также сокольничим, и его птицы, среди прочего, служили бесценными посыльными, хотя мужчины умели читать и понимать лишь простые, записанные одним знаком приказы.
–Сколько их?– спросил Рока.
–Дюжина, не больше.
–У них не было вождя?
Пожатие плечами.
–Они не могли сказать, господин.
–Не важно. Хорошая работа.
Мужчина склонил голову и удалился, и Эгиль увидел в его глазах довольство. Он осознал, что ревнует, и поборол это чувство.
–Господин,– спросил он,– как могла Кунла просто случайно оказаться здесь, когда мы пришли ее осудить?
Рока устремил взгляд к горизонту.
–Потому что я известил Законовещателя, что Кунлу осудят, и та послала за ней.
Эгиль попытался не выглядеть шокированным. Он-то думал, план состоял в том, чтобы обвинить ее, а затем вернуться в деревню Роки и посеять хаос.
–Почему, хозяин? Или ты собираешься устроить ей засаду на дороге?
Его хозяин промолчал, но, когда все же ответил, тон был резким:
–Нет, я не собираюсь подкарауливать ее на дороге.
Они больше не разговаривали и вскоре пересекли деревянный мост через реку Брэй в саму долину.
Поскольку было лето, в Алвереле кипела жизнь; палаточные лагеря тянулись от реки до гор, а базар обвивался змеей вокруг центрального «передвижного» городка. Трудно было сказать наверняка, но Эгиль решил, что здесь собрались тысячи людей. Одни оставались на целый сезон – как «прокуроры», которые за деньги выдвигали обвинения чужакам, или торговцы и их семьи; другие приходили и уходили в зависимости от времени года: рыбаки и звероловы, псари, пивовары и иже с ними.
Любой мужчина верхом на боевом коне становился объектом внимания в большинстве городишек, но не здесь, в Алвереле. Вместо этого люди смотрели, как вышагивает Рока рядом с Сулой, которого вел под уздцы в толчее. Несомненно, от людей не укрылись его рост и капюшон, рукоять его меча, его стая диких вооруженных приспешников. Несколько женщин указали на них; мужчины проверили свои ножны.
Эгиль задался вопросом, сколько городов посетил его хозяин, следуя по стопам «Сказания о Последнем Шамане Рун». Сколько вождей теперь владели его «божьими подарками»? Сколько обывателей верили, что может произойти конец мира и что Букаяг – его провозвестник?
Естественно, по мере того, как распространялась его слава, жрицы делали попытки убить Року. Это началось вскоре после того, как он стал раздавать свои «подарки». Орден всегда неохотно терпел богов и обычаи старины – провидцев и пророчества, конец мира, древние мифы,– но вовсе не случайно каждый, включая Эгиля, верил, что начертание рун опасно для мужского здоровья. Воистину так. Но было ли это обусловлено «карой бога» или жрицы, представлялось куда менее очевидным. Ну, во всяком случае, раньше.
За последние несколько лет слуги жриц много раз нападали на Року – иногда у черта на рогах, иногда средь бела дня в городишках, но всегда от имени Ордена Гальдры. Сказать, что им «не везло», было бы неточно. Рока забивал своих несостоявшихся убийц или столь же часто переманивал их на свою сторону. Как раз таки мужчины, которых использовал Орден для подобных задач, оказывались наиболее восприимчивы к его проповеди, и действительно, половина его вассалов – его самые верные приспешники – когда-то были посланы убить его. Их победили, в бою либо хитростью, но пощадили и рассказали «правду», а затем пообещали особое место рядом с ним в раю.
Дважды он отсылал мужчин обратно к их нанимателям с вымазанной пеплом отрубленной головой, просто чтобы обманом заставить жриц поверить, будто с ним разобрались. Эгиль даже слышал молву, что однажды ночью Рока проскользнул в дом верховной жрицы и перерезал ей горло, хотя было ли это правдой, он не знал.
Не будет преувеличением сказать, что Орден считал его демоном. Или, в самом крайнем случае, худшим преступником на свете. И вот теперь он был здесь, храбро шагая в самое сердце закона, чтобы обвинить верховную жрицу в убийстве – прямо ей в лицо – на суде, проводимом ее союзницей, в окружении сотен праздных воинов, преданных этой союзнице. И он заранее предупредил, что придет.
Рока всегда говорил о конце мира, и Эгиль всегда считал, что это вздор. Под неестественной смышленостью, удалью, холодной расчетливой беспощадностью скрывался маленький сердитый мальчик, скучающий по своей матери и ненавидящий весь белый свет. Рока хотел мести, ничего больше, и наверняка предупредил Законовещателя о своем приходе лишь затем, чтобы погибнуть в сиянии славы… И тогда Эгиль понял, что каждому из этих мужчин предстояло умереть.
Кроме меня, осмелился поверить он.
У него и оружия-то нет, и от него не ждут, что он будет драться. Я могу сбежать верхом на Суле, когда начнется бой. Я могу отбросить мужчин в сторону и удрать без оглядки.
Возможно, перед бегством он сумеет прихватить рунный клинок, а то и не один, и жить аки вождь. Они будут стоить больше, когда Рока умрет,– особенно эти последние, травленные «кислотой», «закаленные» творения, которыми его хозяин так гордится.
Впервые за много лет он почувствовал, как в его груди смешались страх и надежда. Если что-то и может убить Року, подумал он, так это подобное безумие. Этот железный капкан закона, в который он просунул шею.
Да, отныне Эгиль всегда будет калекой, этого не изменишь, но он мог бы стать очень богатым калекой, и в этом была вся разница. Он спрятал улыбку, сохраняя на лице как можно более пассивное выражение, и незаметно взглянул на хозяина.
Рока пристально поглядел на него:
–Отведи Сулу в конюшню, Эгиль.– Он похлопал животное по боку.– Вели мальчику накормить и напоить его. Затем приходи к кругу закона.
Не колебаться, вопил его разум, хотя сердце, казалось, подскочило к самому горлу.
–Да, господин.
–И Эгиль,– глаза Роки впились ему в душу,– будь внимателен сегодня – когда мы закончим, я хочу, чтобы ты написал новую песню.
–Да, господин.
Он почувствовал, как пламя надежды словно окатило холодной водой.
