–Мне нужно больше таких.
Эгиль оторвал свое внимание от изуродованной плоти, затем с трудом поднялся на ноги. Похоже, эта вещь была монетой, но желтой и огромной – в десять раз крупнее любой монеты в Аскоме – и гораздо более гладкой, однородной и цельной. А еще на ней был какой-то рисунок, наподобие затейливой гравюры – мужское лицо в профиль, с квадратной челюстью, безбородое и гордое.
–Это король,– объяснил Рока.– Король народа, сделавшего эту вещь.
Джучи посмотрела на Эгиля, затем обратно.
–Нет короля, кроме закона,– процитировала она из книги, и Рока наградил ее своей кривой улыбкой.
–За морем, в стране богов, есть маленькие смуглые короли с богатством большим, чем вы можете себе вообразить.– Он помедлил, чтобы встретить пристальные взгляды обоих.– Вот где я был, Эгиль, все это время. Я поплыл на Север и чуть не погиб. Но я нашел землю. Это рай, который был обещан,– место без зимы. Место, где почва так богата, что на ней может вырасти все – и растет, место, где вода так тепла, что дети играют в ней весь день и никогда не замерзают. И земля эта наполнена слабостью и алчностью – рыбаками и торговцами, которые ничего не знают о жестокости и еще меньше о лишениях. Нам нужно лишь дотянуться и взять ее.
Эгиль следил за глазами Роки, пытаясь разглядеть безумие. Конечно, все им сказанное – вранье, хотя Эгиль не знал, какой «Букаягу» толк врать. Наверняка он продал свои руны и обучился неким образом лепить металл, как глину, и менять его цвет. Он, вероятно, убил каких-то богатых Северных фермеров и спрятался в их доме, пока Орден тщетно обыскивал Юг. И теперь он был готов – плел новую легенду, и закончится она смертью и хаосом, как и раньше.
–Это еще не все, Эгиль. Я привез чужестранный корабль и чужестранное оружие. У меня целый сундук, полный монет. Серебро, и этот металл, который называют золотом. Богатство Севера невообразимо.
–Тогда купи себе деревню. Живи как вождь до конца своих дней. Мы тебе не нужны,– отрезала Джучи.
Хозяин Эгиля блуждал взором по красивому каменному дому, отмечая два очага и увешанные мехами стены, и упитанного ребенка, которого, несомненно, разглядел в темном углу.
–Мне нет дела до богатства.
Яркие глаза Роки перестали изучать пространство и вновь остановились на Эгиле.
–Это прекрасный дом для скальда и бывшей жрицы. Ты отлично справился.– Он подался вперед.– Продал несколько рунных клинков, не так ли? Украденных у твоих мертвых братьев? Ты говорил себе, что заслужил их?
–Да.– Слово сорвалось с губ Эгиля, немного преодолев его страх и стыд.– Да, я это заслужил. Я служил и заплатил собственной плотью больше, чем иные. Скажешь мне, что это не так?
Глаза Роки сузились, но он отстранился и его лицо смягчилось. «Чувствуешь ли ты вину, как другие люди?– задался вопросом Эгиль.– Может ли у „провидца“ быть хотя бы толика мягкости? Хоть какое-то сожаление?»
Он подумал, что всякое возможно, но эмоция оказалась слишком незаметной, чтобы ее можно было прочесть, и в один миг исчезла.
–Не все в нашем народе живут столь же безбедно.– Рока выглянул в окно, как будто весь Аском простирался перед ним там, в темноте.– Я мог бы остаться в раю, но я вернулся ради них. Если вы не сделаете это ради меня, Эгиль, или ради себя, тогда сделайте это ради вашего народа.
–Мы не должны им ничего,– прошипела Джучи, и Эгиль успокаивающе положил руки ей на плечи, зная: какую бы логику ни использовал Рока, какие бы условия ни выдвинул, какой бы выбор ни предложил – отказываться было безумием.
–Тогда сделай это для своих детей, жрица, и для детей твоей дочери, а иначе все так и останется как раньше. Мы так и будем всегда страдать в холодной, темной пустоши, которую считаем целым миром.
Джучи выглядела столь же не впечатленной и промолчала, но Эгиль знал, что было уже поздно.
–Расскажи мне о последних двух годах, Эгиль. Что случилось после Алвереля?
Он вздохнул и подчинился – хотя бы просто чтобы отвлечь Джучи и дать ей время остыть. Он поведал Роке о резне и бегстве его людей, выборах на замену Бодиль и Кунле и небольшой Северной армии, посланной убить Букаяга.
–Они все еще на Юге,– объяснил он.– Мы даже не знаем, что они там делают, ибо все братья двинулись дальше. Но постоянно ходят разговоры о «мятежниках» ижестоких изгоях, а Орден и его псы выставляют мертвых мужчин и мальчишек вдоль Спирали в назидание. Мы без понятия, чьи это трупы.
Рока слушал молча, как будто это не имело значения. Когда эта история ему, похоже, надоела, он пристально посмотрел на них и начал ждать. Эгиль прочистил горло.
–Представим… предположим, что я соглашусь,– изрек он,– и помогу тебе, насколько это вообще будет в моих силах. Чего ты хочешь от меня?
Джучи, толком не остывшая, развернулась к нему, ее лицо исказилось от предательства. Она отмахнулась.
«Прошу, не надо, любовь моя,– попытался он сказать ей глазами. – Прошу, позволь мне защитить тебя от существа, которого ты не можешь понять, как понимаю я. Существа, которого тебе не остановить ни мечом, ни словами, ни чем-либо еще».
–Ты распространишь весть о моем возвращении. С моими деньгами ты поможешь мне собрать древесину, оружие, людей и припасы и найти любого из моих вассалов, кто еще жив. Ты убедишь мужчин присоединиться ко мне.
Ну конечно, подумал Эгиль. Чего еще ты можешь хотеть, кроме грандиозной смерти?
–И что же ты намерен делать со всем этим? Кунла мертва. Хальброн будет нетрудно спалить, если тебе угодно. Почему бы просто не рассказать миру об этой Северной стране?
В этот момент его хозяин стал тем же мальчиком, что много лет назад сидел возле трупа и ложкой подносил мясо к губам.
–Я исполню мое обещание, Эгиль.– Его яркие зрачки влажно светились, как солнце, опускающееся за море. Он взял свою монету со стола, и железные шнуры его предплечья изогнулись, когда он сжал ее.– Я уничтожу эту страну пепла и сделаю моих приверженцев королями в раю.
Эгиль с трепетом созерцал абсолютную уверенность – ужасающую убежденность человека, который, как он знал, будет его хозяином до самой смерти. Он сдержал содрогание.
Он так уверен, подумал он, так неотступно, неудержимо уверен.
Эгиль знал: независимо от его страхов, его собственный путь неизбежен. Он почувствовал, как его голова покорно кивнула, а губы изогнулись в одобрительной улыбке, вместе с тем ощущая, как уважение и, возможно, любовь Джучи ускользают. Но он испытал с ней два года блаженства. Возможно, ему повезет и она сумеет понять и простить его, если Рока умрет. И в конце, пожалуй, она уцелеет, и жизнь в ее чреве сохранится, и даже если Эгиль умрет на волне дикой славы Роки, то этого будет достаточно.
Между этими мыслями о его собственной жизни и о будущем, а также о силах, неподвластных человеку, вклинился вопрос, хотя Эгилю не хватило смелости заговорить.
