43
Когда Кейл проснулся, его держала за руку Ли-йен и кто-то сидел у него на голове. Ну, во всяком случае, так это ощущалось. Каждый удар сердца посылал щиплющую боль по всему телу и отдавался барабанным боем в глазах и ушах. Но он это преодолел.
А затем преодолел видок своего изрезанного лица в зеркале и новость о том, что он убил полдюжины подростков… летающим льдом, или туманом, или чем-то еще. А затем он пережил объяснение, что убить его пытался, вероятно, сам Экзарх.
–«Вступай в храм», сказали они, «узнай о Жу», сказали они.
От разговора швы на его ранах натянулись, а ушибленная челюсть заныла.
–Не болтай и лежи смирно.– Ли-йен улыбнулась, но вытерла слезу, явно радуясь видеть, как он делает хоть что-то.
Позднее она принесла ему супа и риса, и каждая ложка еды, казалось, обжигала плоть его залатанной щеки. Ли-йен сменила перевязки ран и обмыла его тканью, смоченной в спирте,– а когда Кейл заскулил, разбавила спирт водой – и даже помогла ему сходить в горшок.
После тягучей, то и дело прерывающейся дремы пришли Асна и Оско, а затем Великая Священница Нуо. Они сообщили ему, что происшествие замяли, Экзарх возобновил его поиски и «продолжает расследовать» испытание. Они сказали Кейлу, чтобы он не волновался и выздоравливал и что здесь он в безопасности. Но сам он не был так уверен.
Дни проходили на фоне боли, преимущественно в одиночестве, не считая визитов Ли-йен или молчаливых стражей и сиделок Нуо. Кейл скучал по своей смоковнице и по своим ученикам. Он знал, что для них жизнь идет своим чередом, и надеялся, что они хорошо сдают экзамены. Иногда он испытывал стыд и сожаление из-за мертвых парней на веранде, но напоминал себе, что они, не в пример дворцовым стражникам у него дома, оказались там в ту ночь по собственному выбору, а он только хотел защитить Ли-йен.
Без особого успеха он попытался точно вспомнить, что произошло, и подумал: авдруг Наранский Бог в самом деле реален и услышал его. Я помню жар и свет. Это я их зачерпнул, или это был Жу?
Зачем Богу Солнца убивать холодом, Кейл не знал. Но, может быть, это не имело значения. Он медитировал, дабы притупить боль и скоротать время. В моменты откровенности он ожидал, что не переживет эту махинацию, и, когда открывалась дверь, всякий раз готовился увидеть, как врываются убийцы с ножами, чтобы закончить работу. Поначалу это его пугало. Он думал о боли и беспомощности, воображая посмертную пустоту, или, возможно, перерождение, или ад и рай, не находя утешения в этих вещах.
Но однажды я все-таки умру, думал он, а море и горы продолжат существовать без меня. Иногда это успокаивало его, и он знал, что до заживления ран остается беспомощным и не властным над своей судьбой, и поэтому он медитировал, сжигал свои мысли и уносился прочь вместе с пеплом.
Через несколько дней пришла Ли-йен со стопкой книг и решила его проблему избытка свободного времени.
–Ты все еще можешь читать, так что вполне можешь прочесть законы Жу и писание – перед тем, как вернешься обратно в храм.
Он поблагодарил ее и нашел способ придерживать книги, не причиняя себе особой боли, но не потрудился указать: «Глава храмовников желает моей смерти, а сам я читаю с трудом».
Научиться произносить слова оказалось достаточно просто. Наранийцы образовывали звуки и глаголы по большей части более единообразно, чем в языке Пью, но читали в обратную сторону. Их алфавит – если это можно было так назвать, потому как их имелось несколько,– содержал тысячи символов, и от попыток выучить их все у Кейла болела голова. Ну, то есть болела еще сильней.
–Нет, это хиша, не канша – иероглифы для слов, а не для звуков называются хиша.
Кейл поерзал на своем запачканном кровью ложе.
–В жизни не слышал ничего бредовее. Как может кто-то выучить их все?
–На это уходят годы, Кейл. Священники и то не поголовно знают символы для каждого слова в этих книгах.
–Дай-ка ее мне.– Он потянулся к книге, намереваясь выкинуть ее.
Ли-йен сопротивлялась, пытаясь не смеяться.
–Книга умрет.
–Это святая книга, а ты… гребаный… Помазанник!
Он отпустил ее и стащил с ее кресла к себе на постель.
–Я не сломаюсь,– сказал он, надеясь, что это было правдой, и наклонился, пока не нашел ее мягкие губы, забыв обо всем на свете, пускай лишь на миг, когда она поцеловала его в ответ. Он скользил руками по плотной ткани ее платья, алчущий жизни и прикосновений, пока не почувствовал, как девушка напряглась в его объятиях.
–Ты все равно должен выучить символы,– сказала она, хмуро глядя на него сверху вниз, дыша слегка учащенно, а губы Кейла пощипывали ее ухо, и он целовал ее шею, пока она не задрожала.
–Что же ты прячешь под всеми этими платьями,– прошептал он, и она выгнула бровь и снова поцеловала его, а затем оттолкнула и застыла в кресле.
–Ничего такого, что ты сейчас увидишь.– Она прикрыла колени еще одной «святой книгой», и Кейл не смог удержаться от улыбки.– Итак, на чем мы остановились?
* * *
Мы обсуждали ваше прямое пренебрежение моими четкими указаниями.
Великая Священница Нуо стояла в нескольких шагах от Экзарха, почти на том самом месте, где его наемные убийцы изрезали Кейла до полусмерти всего пару недель назад. Он прошел по рассыпанной от вечеринки цепочке улик, вне всяких сомнений его громилы пытали студентов, и, разумеется, в конечном итоге этот след привел к ней.
–О да, я помню.
Она обмахнулась веером и приоткрыла отворот должностной мантии, подставляя свою шею свежему воздуху и оглядывая веранду. Ее помощники уже избавились от всех следов бойни, что порадовало Мастера Обрядов – как ни крути, это ведь Божий дом,– но в то же время казалось странным, что столько крови и разрушений попросту исчезло.
Лицо Экзарха выпятилось, пока он таращился, вытянув шею,– видимо, в недоумении.
Если вдуматься, он такой мерзкий, ничтожный человечишко. Да, разбирается в мелочах, по-своему хитер и умен, отпрыск знатных столичных семей, в которых на протяжении веков были священники. Но все равно мерзок и ничтожен.
–Скажите мне,– он упер кулаки в боки, словно родитель, распекающий ребенка,– почему мне не следует лишить вас звания и выгнать с территории храма до захода солнца?
Какой самодовольный, подумала она. В его взгляде промелькнуло нечто вроде «попалась», и он не сумел это скрыть, до того наглый, что даже встречу с ней запросил здесь – на том самом месте, где был атакован Кейл,– снаружи ее здания, где в течение сотен лет еженедельно молились Помазанники.
Конечно, у него есть в наличии доказательства, чтобы уничтожить ее. Вероятно, кто-то из студентов сказал – вопреки ее небольшим усилиям скрыть свою причастность,– что вечеринка и портрет были затеей Нуо, а не их. Она не станет утруждаться отрицанием.
