Почувствовав наконец, что окна в доме его духа закрываются, земля успокоилась и небеса очистились, Кейл мягко спланировал на землю, чтобы встать перед насквозь промокшими горцами.
Они вновь обрели равновесие и некое подобие спокойствия и порядка, и Кейл понадеялся, что не перепугал их настолько, чтобы они разбежались или пустили в него стрелы.
Рядом с ним уже был Оско, положив ладонь одной руки ему на спину и потрясая кулаком другой. Мужчины одобрительно взревели.
–Горе недругам Мезана!– воскликнул его друг на своем родном языке, понятном духу Кейла. Мужчины взревели громче и подхватили этот клич:
– Горе врагам Мезана! Горе недругам Мезана!
Кейл неприязненно смотрел на их восторг и ликование – их радость при виде жестокого будущего, в котором они снова будут гордыми хозяевами положения. Он почувствовал умиротворенность в своем теле, всегда сопровождавшую вылазки духа.
Оско все еще размахивал кулаком и кричал, а мысли Кейла отдалились, убегая от этого момента упоения силой и разрушением.
Его мысли вернулись к Лани и тете Кикай, все гадая, превратилась ли отныне их жизнь в нескончаемый кошмар изнасилований и унижения,– гадая, под силу ли будет даже магическим способностям и небольшой армии отборных фанатиков изменить ситуацию вовремя.
Путешествие в Пью займет месяцы. Ты должен сосредоточиться на настоящем и на том, что в твоей власти. Завтра есть завтра, и ты столкнешься с ним, когда оно наступит.
Кейл приветственно помахал солдатам: это было то, чего они ожидали, а он нуждался в них.
–Скажи отцу, что я желаю уехать немедленно. Мой народ ждет.
Оско ничуть не удивился, как всегда.
–Мы скажем ему вместе. Нам надо собрать припасы, и ты будешь вынужден остаться по крайней мере на ночь, островитянин.
Кейл ответил кивком, сознавая, что снова беспомощен. Когда воины наликовались вдоволь, Оско повел Кейла и Асну к Малвею – Голубому Городу, величайшему воинскому бастиону в мире,– с пятью сотнями телохранителей, шествующих за «Принцем-Чародеем». Так нарек его Оско на своем языке, обращаясь к мужчинам, а дух Кейла это услышал.
Всей своей волей Кейл прошептал тому Богу, который создал человека, магию и все остальное: Позволь мне избавить мир от королей и солдат, помочь тем, кого я люблю, а самому не стать как мой отец.
Он не знал, что из перечисленного – самое важное.
Эпилог
Лани держала на руках своего сынишку, зная, что если кто-то обмолвится чудовищам, кто она, ребенка убьют. Ее, вместе с другими гостьями и служанками дворца, втиснули в королевскую тюрьму. Всех преступников, содержавшихся там ранее, бледнокожие захватчики… устранили. Теперь окровавленные тела валялись по краям близлежащих залов.
Когда средь ночи произошло нападение, Лани с ребенком бодрствовали. Она отвергла предложение Тейна принять помощь кормилицы и, несмотря на усталость, наслаждалась тихой связью с младенцем. Она проснулась от его криков, дала ему грудь и любовалась в окно на реку Куби, чувствуя безмятежное счастье и надеясь, что Кейл получил ее письмо. Затем она уловила движение во тьме.
Прищурившись, она всмотрелась и увидела, как внутренний двор наводнили громилы в железных латах, а когда стражи попытались остановить их и погибли, она в ужасе бросилась прочь из комнаты.
С того момента прошло полночи, но Лани до сих пор была в неведении. Крепость Фарахи являла собой лабиринт из стен и солдат. Если эти чужаки преодолели флот, подумала она, внешние стены и столько гвардейцев без нашего ведома, что это означает?
Она убежала, хотя безопасных мест для нее не имелось. Любому королевских кровей было известно, что делали с пленными принцессами и наследниками.
Тейн забавлялся где-то политикой и не вернулся во дворец. Немногочисленные полусонные охранники Лани в любом случае были бесполезными, а где Фарахи, она понятия не имела.
Поэтому она схватила сына. Сглотнула подступившую к горлу тошноту и спряталась в помещении для слуг.
Но чужаки ворвались во дворец, как она и боялась, и обыскали его комната за комнатой. С распущенными волосами и в простой запачканной одежде принцесса лежала, дрожа, на чьей-то кровати, боясь, что ребенок заплачет и выдаст их. Обнаружив ее, незваные гости приняли Лани просто за очередную дворцовую служанку и молча препроводили в темницу.
«Мертв ли король?– гадала она.– А мой муж? Где все воины города? Кто эти мужчины и как им вообще удалось попасть во дворец?»
Свирепые с виду, почти белокожие налетчики, обнаружившие Лани, вели себя на диво галантно. Почти извиняясь. Когда они увидели ее, она закричала, и мужчины подпрыгнули и метнулись друг к другу – словно этот шум напугал их. Притронувшись к ней наконец, они только несильно схватили ее за руки. Хотя она сопротивлялась и ушибла локоть, в итоге они подняли ее и несли, как ребенка, видимо, стараясь не причинить вреда ее мальчику.
Ни одна из других женщин не выглядела пострадавшей. Мужчины принесли из кухни миски с рисом и кассавой, воду и ведра вместо горшков. Само собой, несмотря на такую галантность, женщины пребывали в страхе и говорили мало.
Лани поняла, что остальные узнали ее, и молилась, чтобы никто не пикнул. Было неясно, говорит ли кто-то из этих дикарей на островных языках, но лучше проявлять осторожность. Ее Тхао плакал, но вскоре притих и заснул, убаюканный теплом женских тел вокруг и относительной темнотой. Лани возблагодарила всех добрых духов, что успела его покормить.
–Они собрали всех мужчин и мальчиков. Я слышала… Я слышала их крики.
Слова исходили от маленькой младшей служанки, которую Лани не узнала. Говоря, она смотрела в никуда, ее бескровное лицо в свете факела казалось изможденным, пальцы снова и снова теребили сальные пряди волос. Остальные женщины молчали.
–Прын-цэса Ка-пуу-лии?
Женщины вздрогнули от мужского голоса снаружи решетки – он был почти мелодичный, однако глубокий и сильный, и Лани затаила дыхание. Она заметила, что другие девушки смотрят на нее, и едва не завопила. Затем она услышала шаги и увидела чернобородого хромого дикаря, который указывал в ее сто- рону.
Дверь открылась, и еще один громила шагнул внутрь и осторожно помог Лани встать. Ее ноги чуть не подкосились. Она попыталась оставить Тхао с кем-то из служанок, но мужчины жестом велели ей взять и сына.
Лани хотела заупрямиться, кричать, бороться, но это их не остановило бы. Она прижала Тхао к груди и попросила у своих предков силы. Я дочь Нонг-Минг-Тонга. Я не поддамся страху.
Она встретила взгляд странных, почти голубых глаз говорившего и вздернула подбородок. «Что ж, возьми нас, трус,– безмолвно сказала она ему, надеясь, что он понял.– Предай дитя мечу ради твоих господ, мясник».
Почти красивое лицо исказилось, и сукин сын улыбнулся. Он что-то сказал своим людям, и они засмеялись, и, хотя Лани говорила на нескольких языках, она не поняла эти странные, гортанные слова. Тем не менее она постаралась удержать их в уме. А еще подумала о том, чтобы броситься к ножу на бедре у дикаря и попытаться убить его, и стук ее сердца отдался в ушах. Тем самым ты не спасешь сына, а это единственное, что имеет значение. Вдруг они его пощадят, откуда тебе знать.
