Она была дочерью мелкой торговки к югу от Орхуса и младше большинства девчонок. Дала облегченно вздохнула просто потому, что названное имя принадлежало не ей.
Если меня и предали, то не полностью.
Некоторые из матрон в толпе взглянули на женщину с красным лицом, которая встала и перехватила свою дочь, схватив ее за руку и почти потащив по дорожке.
Она юна и шла с достоинством. До этого момента не знала стыда.
Табайя, казалось, тоже заметила эту реакцию и теперь объявляла новые имена почти без остановки. Большинство не походили на откровенных неудачниц, разве что за исключением инстинкта следовать, а не руководить, но это характеризовало большую часть группы. Каждая названная девушка покидала шеренгу и шагала к выходу с родней на буксире – хотя большинство матрон вели себя приличнее первой.
Дале стало ясно: триумф одерживают волевые девицы, не знающие раскаяний,– девицы, которые боролись за каждый дюйм, невзирая на последствия, и стали непоколебимыми. Тем, кто могли смотреть своим сестрам в глаза и без слов говорить: «Я стремлюсь к этому больше других, я не прогнусь», в конечном счете и не пришлось этого делать.
Было также несколько интриганок – девушек, способных убедить других в собственной поддержке,– и самых богатых в округе, умеющих добиться своего посулами серебра или угрозами расправы.
Но никто не похож на меня, кроме Табайи. Никто, кроме нас, не пытался изменить игру при помощи ножей.
Неудачницы выбывали одна за другой: нижние десять, нижние двадцать. Матери раздувались от ярости и уходили так же бессловесно, как их дочки,– казалось, тем злее, чем ближе те были к успеху.
Дала неоднократно замечала, что задерживает дыхание и вынуждена сосредотачиваться, чтобы держать себя в руках. С каждым новым именем она ожидала услышать свое. С каждым объявлением она готовилась встать перед оставшейся толпой, ученицами и жрицей и заявить, что отвергает все это, что не согласна, и тем самым разрушить будущее им всем и выдержать всякий последующий гнев.
«Вмешается ли Амира?»– задалась она вопросом. Изменит ли правила из страха, если матроны возжаждут крови Далы? Намеревалась ли вообще когда-нибудь им следовать?
Но ведь женщины Севера даже саксов не носят – что они могли реально сделать? Их телохранители совсем не походили на Бирмуна. Они не причинили бы вред женщине средь бела дня, при свидетелях, при жрице – они не осмелятся предстать перед горным богом лишь ради удовольствия своих матрон.
Эта мысль показалась ей важной, хотя и непонятно почему.
–Кари.
Двадцать второе имя. Если я правильно посчитала. Затем двадцать третье. Дала оглянулась на Джучи и увидела, что та дрожит.
–Эйра.
Та встала и уставилась на траву, и многие другие девушки удивленно заморгали.
–Сильвита.
Ее однокашницы мотали головами из стороны в сторону и скользили по ней взглядами, словно ища объяснения, затем потрясенно или обвинительно глядели друг на дружку. Дала почувствовала, как ее плечи расслабились, но держала язык за зубами.
Я сделала это. Она чуть не рассмеялась вслух. Я выжила. О Миша, я жрица.
Табайя продолжала читать имена, несмотря на реакцию девушек, и толпа наконец удовлетворилась. Все оставшиеся дочки успешно прошли, и каждая, когда ее называли, бежала вниз, чтобы отпраздновать и обнять родню, купаясь в похвале.
Почти ничего из этого Дала не видела и не слышала. Джучи, которую выкликнули двадцать шестой, уже оцепенело спустилась навстречу матери и сестрам, и Дала рассчитывала, что будет двадцать седьмой, но этого не произошло.
Имя за именем, девушка за девушкой, пока число воспитанниц, собравшихся у «священного булыжника», не сократилось до десяти, затем до пяти, а затем и до двух.
–Я имею честь быть избранной моими сверстницами второй,– объявила Табайя, затем повернулась и наконец посмотрела на Далу, ее застывшее лицо было непроницаемым.– Осталось еще одно, последнее имя.– Она сделала приглашающий жест.– Дала, дочь Кары, займи свое место на камне, сестра.
Никто не возликовал.
Дала, Южанская ханжа со шрамом, взошла на священный валун, сбитая с толку. Я знала, что ты запугана, Табайя, но даже не представляла…
Ее ноги стояли на плоском камне, и она уставилась на любопытные, недоверчивые лица, прежде чем поняла. Она делает меня мишенью. Мой успех был сам по себе неожиданным, да, но теперь? Теперь меня в покое не оставят. Будут задавать вопросы. О, прекрасно сделано, Табайя. Все спросят: «Как?» Все спросят: «Почему?»
Дала подумала о стражниках, которые видели ее и, возможно, знали. Подумала о «ночных людях», которые могли предать. О да, несмотря на Бирмуна и богиню, они мужчины и все-таки могут предать.
Твердый валун под ее ногами оказался выше, чем выглядел. Дала откинула влажные волосы с глаз и уставилась на толпу, словно хотела определить, кого ей следует бояться, и не представляя, что ей нужно сделать или сказать.
–Поздравляю, сестра.– Голос жрицы разбил неподвижную тишину в круге.– Поскольку ты первая среди равных, тебе выпала честь выбрать любую жрицу в мире твоей наставницей.
Мысли Далы закружились. Она понятия не имела. Она даже не знала имен важных жриц, не говоря уже о том, какие из них примут воспитанниц, или где они находятся, или какой выбор будет мудрым. Она предположила, что могла бы спросить – выведать самых высокопоставленных, возможно архонта, помогающую толковать законы. Но в Орхусе она будет окружена – будет жить в змеином гнезде, все еще слишком зеленая и несведущая, чтобы знать, кто ее враги, а кто истинно верные слуги божьи. Она еще не понимала этот мир. Она не была готова.
–Кто самая высокопоставленная Сестра на Юге, госпожа?
Жрица Амира улыбнулась этим словам, в то время как матроны зашептались и прикрыли ладонями насмешливое фырканье.
–Это Верховная жрица Кунла, дочь Астрид, воспитанница. Она несет службу рядом с Хальброном на дальнем краю Спирали.
Дала ни разу не слышала это имя, но оно уведет ее далеко-далеко от власти Ордена и, возможно, даст ей время научиться и приобрести больше союзников.
–Очень хорошо. Я выбираю Сестру Кунлу.
–Вдохновенный выбор, птенчик, Юг всегда отчаянно нуждается в учениях Гальдры. Орден тебя благодарит.
Дала поклонилась, а Сестра спросила пятерых лучших девушек, кого избрали они, и каждая, не иначе, назвала высокопоставленных жриц в сердце Орхуса. Когда все было сделано и девушки попрощались со своими семьями, а воспитатели пропустили гостей через обе калитки и наконец, сердито хмурясь, закрыли врата, жрица Амира подошла к Дале и прошептала:
–Путешествие долгое и трудное, воспитанница. Отправляйся немедленно.
Дала посмотрела в глаза женщины и нашла в них то, что сочла добротой. Я знала, что у тебя все еще имеются истинные слуги, Богиня, и я найду их всех, клянусь.
