Как всегда, она произнесла это с такой убежденностью, что он сразу же успокоился. Она казалась такой уверенной. В ту ночь он улегся с облегчением, обретя покой и сон в ее объятиях. Но утром, в свете и одиночестве, его страх вернулся.
–Вставай, вставай. Скоро восход.
Бирмун выхватил сакс, прежде чем вспомнил, где находится. Он взглянул на плоскую уродливую физиономию арбника, озаренную весельем, затем поднялся, чуть не споткнувшись от боли в нижней части тела. От одного вида пасущейся лошади у него заломило всё, от макушки до пяток.
Даг зевнул и поморгал красными глазами, и все трое мужчин оседлали своих лошадей и в молчании свернули лагерь – кочевник в два раза быстрее – затем уселись в седла и поехали гуськом.
Раздраженная плоть на бедрах Бирмуна вспыхнула от боли, снова травмируемая твердым седлом. Он безуспешно пытался сдвинуться, найти какую-то более удобную позу, и в конце концов смирился с этим бедствием, как и днем ранее.
–Если мне стоит прекратить ездить верхом,– заявил он после того, как взошло солнце,– то уже давно пора.
Арбник засмеялся и закашлялся, видимо, поперхнувшись своим корнем.
–Представь, каково лошади. Ты как медведь.
Преследование «Букаяга» иего бандитов оказалось простым в теории, но сложным на практике. Не наблюдай сперва Бирмун за тем, как это делает Медэк, он бы даже не осмелился пустить своего скакуна по таким крутым подъемам и склонам, какие обнаружились в долине.
Часто спешиваясь, они по очереди уговаривали животных подниматься или спускаться по склонам оврагов и естественных канав. То тут, то там низину пересекали ручьи, русла которых заполняли скользкие, покрытые мхом камни. После дюжины таких осторожных переправ арбник выругался.
–Мы так не поймать,– сказал он, указывая вперед.– За мной. Вон туда.
Смущенно переглянувшись, Бирмун и Даг последовали за своим провожатым дальше на Восток – прочь от высохшего речного края близ Хусавика на возвышенность.
Бирмун, сын города, прожил большую часть своей жизни в Орхусе. Он мало что знал о мире или об этой его части, и окажись он брошенным здесь, ему будет не под силу найти Спираль и вернуться домой.
После нескольких крутых подъемов земля превратилась в твердую глину и камень, почти без травы – серая, безжизненная и закругленная; Бирмуну казалось, они движутся по краю какого-то гигантского черепа. Но дальше огромная роща деревьев покрывала горы на Востоке, а красно-оранжевое небо заполняло горизонт.
–Ха!– Медэк погнал свою лошадь вперед и, пригнувшись от ветра, помчался по твердой, ровной земле.– Вперед, фермеры, на солнце сгорим.
Бирмун и Даг вздохнули, но, собрав все силы, последовали за ним.
Все утро и вторую половину дня они мчались по полосе твердой почвы между лесом и долиной. С каждым ударом конских копыт у Бирмуна туманилось в глазах, а тело вспыхивало агонией, и несколько раз он паниковал, едва не падая с седла. Но все же был вынужден признать: здесь очень красиво.
Прохладный ветер щипал ему глаза, но зато освежал. Он обнаружил, что смотрит на бесконечный горизонт горных вершин, таких зазубренных и многочисленных, что они казались огромным капканом, приготовленным для какого-то чудовищного бога-медведя. Через некоторое время Бирмун понял, что это Восточный горный хребет, и осознал, что за ним лежит океан и край мира.
Да я везунчик, подумал он с улыбкой. За свою короткую жизнь, с ограниченным кругом поездок, он все-таки повидал три кромки мира. Он познал любовь и месть, братство и семью, и даже если он умрет сейчас, то умрет вождем.
И все же мысль о смерти пугала его. Он совершил много ужасных вещей. Вместе с «ночными людьми», кинжалами Далы, он зарезал безоружных мужчин и мальчиков Орхуса. И я убил девушку, и женщин с их младенцами. Неважно, что я старался не смотреть и заставлял себя забыть. Я убивал их, и они кричали.
Он знал: что бы ни говорила ему Дала, за свои преступления он не увидит рая. Он отправится на гору, и сгорит в пламени Носса, и, возможно, однажды родится заново.
–Отдохнем и перейдем тут, вождь.– Арбник наконец-то замедлил коня и указал на гребень, который облегчил бы им спуск в долину.– Снова их след найдем, да? Должно быть, уже близко.
Бирмун кивнул.
–Если так, то ты молодчина, Медэк. Тебя вознаградят.
Степняк улыбнулся, показав оранжевые зубы. Трое мужчин дали отдых лошадям и выпили козьего молока из бурдюков, а Бирмун пожевал соленой оленины, которую предложил арбнику, заметив, как тот глазеет. Мужчина лизнул ее и нахмурился, однако съел.
–Зря тратить соль,– пробурчал он, затем потер ладони, вскочил на свою лошадь, не используя рук, и погнал ее к обрыву.
Бирмун и Даг направились вслед за ним, ведя коней под уздцы. По пути Даг потерял равновесие и чуть не сбил с ног свою лошадь, едва не угодив ей под копыта, но в итоге, оступаясь и ковыляя, они вернулись на более мягкую, травянистую почву без жертв.
По крайней мере, внизу они поехали неспешно. Бирмун и его слуга молчали и осматривали местность, пока Медэк сосредотачивался, но не знали толком, что искать, и просто следовали за ним, пока в тишине тянулось время.
–Богом клятые дерьмоеды,– пробормотал степняк, когда солнце начало клониться к закату, а бандиты так и не объявились. Он повел спутников на Запад почти через всю долину, прежде чем повернул назад и сообщил, что они, должно быть, миновали свою добычу.
–Они ехать медленно,– объяснил он, прежде чем повести их обратно на Юг, и теперь его нос приобрел почти тот же цвет, что и корень, который он жевал.
Бирмун просто двинулся следом. Волус отвел свой взор, и свет от его зарева окрасил небо в оттенки красного и сиреневого перед неизбежной тьмой. Медэк наконец спрыгнул с коня и, не глядя на Бирмуна, залез на самое высокое дерево, которое они смогли найти.
–Вижу!– почти сразу крикнул он, осторожно спускаясь с ветки на ветку.– Они стоять и делать богом клятый забор.– Он изобразил руками колющие жесты.– Из пик, вроде фермеров. Да?
Бирмун кивнул, понимая, но озадачившись.
–Зачем им разбивать здесь лагерь по всем правилам? Тут нет ничего, кроме лесов и пересохшей низины.
Коротышка пожал плечами, и Бирмун предположил, что это не играет роли. Гуськом они пробирались через извилистый ландшафт, избегая вершин холмов, чтобы не оказаться замеченными, хотя, поскольку они были гонцами и скоро объявят о себе, Бирмун сомневался, что скрытность имеет значение.
Возле последнего холма перед лагерем бандитов он высказал предположение вслух и взобрался на вершину, желая хорошенько осмотреться перед тем, как выполнить поручение.
Они и впрямь соорудили частокол, как сказал арбник, и даже канаву. Снаружи свободно передвигались люди, собирая в низине воду и дрова. У них есть разведчики, охотники и падальщики, понял Бирмун, испытав порыв как можно быстрее удрать и спрятаться.
