Кейл взглянул на своего «друга» иощутил неуверенность.
–Допустим, и так, и этак.
Он кашлянул, затем обдумал тот факт, что люди, которых они обсуждают на предмет смерти посредством чуда, были семьей Оско в полном составе.
–А ты бы попросил меня об этом?
Он думал, что знает ответ, но все равно хотел его услышать. Брови Оско нахмурились, и тот отвел взгляд.
Кейл знал, что это означает «да», но не понимал, что делать с этим знанием, и ощущал себя слишком паршиво, чтобы об этом раздумывать.
По сути дела, он в жизни не чувствовал себя настолько слабым. Внутри себя он мог удерживать лишь воду, а от ее питья у него кружилась голова – в такт волнам озноба и желудочных болей. Он подозревал, что отрава ушла из тела не полностью, и ему придется помучиться с ее остатками.
Он сразу простил Харкаса Магду за покушение на свою жизнь. Это была ошибка – заявиться сюда и позволить другим взять на себя такой риск. Кейлу даже в голову не пришло, что император может покарать, а то и уничтожить мезанитов лишь за то, что они помогли ему. Из-за этого он чувствовал себя дураком. Он знал, что воины тоже испытывают страх, а особенно старые воины с беспощадным умом – ведь они знают, как поступили бы сами.
Он огляделся и увидел сотни вышколенных убийц вокруг себя. Он увидел наемника, который умерщвлял ради забавы и наживы и который ранее в тот же день вполне мог предать его, и это не стало бы сюрпризом. А еще он увидел молодого мужчину, готового истребить всю свою семью ради идеи.
Все его друзья были солдатами либо союзниками солдат. И все же как мог он победить жестокость, не применяя жестокость? Он не имел, да и не ожидал ответа. Он будет убивать, чтобы установить мир, и надеяться, что его довод важен.
Но разве не ту же самую логику использовал Наран, чтобы подчинить себе народ Оско? Действительно ли существует разница? И каковы пределы для такого идеала?
Кейл вздохнул. Он этого не знал.
Прежде чем они покинули Малвей, он снова отправил свой дух вслед за Оско, навестившим жену, и услышал их слова непреклонной приверженности, а после наблюдал, как она прячет официальные свидетельства измены. Он даже задержался и понаблюдал, как она в уединении плачет, обхватив руками грудь, а затем облекает свои эмоции в мезанский камень, прежде чем вызвать стражу и слуг.
Он также понаблюдал за реакцией родичей Оско, предоставленных самим себе. Они не желали Кейлу смерти. Но они верили, что император убьет их всех – что он убьет их жен, детей и соседей, а их город сравняет с землей.
Вероятно, император Нарана – самодур. Он, скорее всего, убил собственного дядюшку – друга Кейла – который был ему помехой, а его народ расширял свою власть над соседями и союзниками с тех пор, как люди вели записи о подобных вещах.
Однако сам Наран весьма впечатлял. Наранский народ получал наилучшее образование в мире; наранские женщины могли занимать видное положение в правительстве; наранский чиновник мог родиться крестьянином, а умереть аристократом, возвысившись одними лишь заслугами. Сам император мог быть смещен «законной революцией», что означало просто «успешную революцию», и таковая случилась два поколения тому назад, хотя, несомненно, унесла тысячи жизней.
Соплеменники Оско, напротив, делились на касты. Мезанит, родившийся простолюдином, таковым и умирал. И не важно, фермеры или торговцы, ремесленники или слуги – они были ничтожествами в глазах воинов и всех власть имущих. Голубым Городом безраздельно управляли пять семейств, и всякий, поднявший против них копье, лишался головы. Мезанские женщины были женами и матерями; они служили мужниным домам или вступали в храм, чтобы служить богу. Вот и весь выбор, что у них был.
Покидая город, Кейл телом и духом шагал среди них. Он видел неграмотных крестьян в окружении гор, пустынь и суровых законов. Он видел рабов, он видел нищету – он видел людей, которые страдали от голода во время засухи, которые терпели убытки, когда шли дожди, и лишались рук или жизней, если крали что-то, принадлежащее верхушке общества.
Это было не то место, где он хотел бы жить или которое выбрал бы своим детям. Что бы ни делало парня вроде Оско готовым убивать или умереть за свой народ и город, это не было их величие или справедливость – ибо у них, похоже, отсутствовало и то, и другое, за исключением качества их воинов. Но кто такой Кейл, чтоб выносить суждение? Разве его собственный народ куда как лучше? Да и что вообще «лучше»?
Мирная жизнь лучше, он должен в это верить. Его сородичи, по крайней мере, не воинственны. Их величайшие герои – не воины, а исследователи и духовные особы. И все же я здесь, иду отнимать людские жизни с помощью союзных солдат и чудес. Принц-чародей.
Его небольшая армия мезанитов как раз выстраивалась в шеренги за пределами их города. Каждый мужчина нес притороченный к плечам кожаный ранец, который провисал под своей тяжестью, а в полсотни телег запрягали ослов, ревущих, кричащих и лягающихся.
Этим солдатам предстояло пройти маршем полконтинента, через холмы и бог знает что еще, избегая дорог и встречных путников.
До конца похода им, несомненно, придется отправлять группы людей в малые городки за припасами либо совершать набеги на фермы или сельскую местность. Им понадобится разослать разведчиков, чтобы убить любого, кто их увидит, просто чтобы обезопасить себя от имперских шпионов. Да и то подобный расчет наверняка был безнадежным.
Провести через Наран пять сотен человек без предупреждения или сопротивления казалось маловероятным, а в случае успеха им все равно придется пересечь Нонг-Минг-Тонг, а после – договариваться о кораблях с королем, который мог предать, либо избежать встречи с ним и попытаться нанять пиратов. И все это – просто чтобы прибыть туда, где их могла ждать гибель.
Ибо неведомое чужеземное войско, захватившее Шри-Кон, чудесным образом одолело или обошло стороной величайший флот в мире. Отец Кейла располагал тысячей боевых кораблей, и двадцать тысяч морпехов патрулировали океан в рамках сложной системы командования, которая могла бы функционировать и без вмешательства короля.
Сам же островной город вмещал триста тысяч человек, а то и больше, и хотя армия была маленькой и неопытной, она могла призвать пару тысяч солдат менее чем за день.
Кейл верил, что войско, напавшее на его дом, было отборным, несмотря на малую численность, потому что любой другой вариант был невообразим. Каким-то образом эта горстка элитных воинов, должно быть, захватила дворец и королевскую семью, а нынче сеяла повсюду хаос, удерживая крепость. Он верил в такой расклад отчасти потому, что это означало, что его семья, возможно, до сих пор жива, и потому, что альтернатива была немыслима.
Чтобы завоевать Шри-Кон так быстро и с превосходящими силами, потребовались бы десятки тысяч человек. Для этого нужно было по меньшей мере несколько сотен кораблей, упорядоченных и хорошо снабженных, с искусными экипажами, осведомленными о водах Пью. Но во всем мире не было такой морской державы. Не было ни такого народа, ни людей, ни воинства. Их наверняка немного. Кейл закрыл глаза. Наверняка.
