Рока задумался, пытаясь определить, встречалось ли ему больше охраны с тех пор, как он прибыл. Да, возможно, но не когда они с королем сидели за игрой. Наверняка это значило, что король не испытывал страха? И все же подобная мысль раздражала.
–Какая тебе разница?– почти услышал он рык Букаяга. Но правда была проста: он не хотел, чтобы Фарахи боялся его.
–У меня больше охраны, потому что мои собственные вельможи, судя по всему, снова пытаются убить меня, сестра.– Король встал с малышом на руках.– Как в отношении всего нового и трудного, ты даже не пытаешься понять.– Фарахи посмотрел на Року.– Скажи моей сестре, сколько языков ты выучил?
Рока испытывал неловкость, оказавшись в ловушке между ними, но, похоже, здесь – как и в Аскоме – король правил единолично. Если ему предстоит выбрать, кому присягнуть, то выбор казался предельно ясным.
После того, как он выучил разговорный язык Пью, Фарахи предложил ему попробовать освоить и другие. Это удалось так же легко; слова теперь были собраны и упорядочены в разных комнатах рунного зала Рощи, отсортированные и соответствующие тому, что, по его мнению, было родственными группами.
Рока положил нож и ложку на стол и сел навытяжку в попытке смотреться хотя бы как прирученный зверь.
–Семь, Фарахи.
Король фыркнул.
–Семь языков за шесть месяцев. И чья была идея нагревать наше железо исключительно на древесном угле, видоизменить кузницы, добавить воздух, чтобы получить то, что мои кузнецы зовут величайшим металлом в мире?
–Моя, Фарахи.
–И скажи моей сестре, твой народ действительно перемещал крупные реки и строил «дамбы», как ты предлагаешь, или это тоже твоя идея?
Тут он замялся, но ненадолго.
–Нет, король, но я уверяю тебя: это сработает.
Фарахи пересек зал с сынишкой на руках и остановился рядом с креслом Роки.
–Возьми его.– Он посмотрел на охранников.– Оставьте нас.
Хали дернулась было к ребенку, но замерла.
Рока вспомнил, когда в последний раз прикасался к другому человеческому существу не затем, чтобы убить, и осознал: много лет назад. Он никогда не держал ребенка, но встал и протянул руки – так, как это делали другие.
Мальчик, Кейл, оказался довольно милым. Он не плакал и не капризничал на руках у незнакомца, даже такого странного, как Рока. Он был мягкий, такой маленький, что его можно раздавить в ладони, и показался Роке похожим на девочку.
Дети в Пью – и, очевидно, везде кроме Аскома – обычно рождались поодиночке. Но это не делало их отклонениями от нормы. Ребенок улыбнулся и потянулся, как будто хотел пососать оставшийся у Роки мизинец. В Аскоме у него бы еще не было имени.
–Я доверяю ему, сестра.– При этих словах король смотрел на Року.– Он не бешеный зверь и не бессердечный монстр. Он всего лишь человек. Блестящий, достойный человек. И он мой друг.
Рока ошарашенно смотрел в ответ. В груди внезапно защемило, когда его назвали этим туземным словом «друг». Это означало неформальную преданность и, наверное, имело смысл в стране, где ты родился под началом вождя, которого не выбирал; вмире, где родство – это еще не всё.
Он подумал о Трунге, собачонках и девушке в яме, затем – о своей матери.
«Мир темен, холоден и жесток, сын мой. Схвати его за горло и удуши».
Когда-то это был дельный совет, нужный. Но в данный момент Рока не хотел ему следовать.
Кикай взирала на него с ненавистью в глазах, а мать мальчонки вспотела от страха. Но отец Кейла, великий король и мудрый человек, смотрел на Року добрыми глазами, улыбаясь.
В тот момент Рока подумал: вероятно, мир в самом деле мог бы измениться при помощи слов, и вероятно, путем постройки плотин, более совершенных кораблей и кузниц великие умы, объединенные дружбой, могли созидать, а не разрушать.
«Мир пожирает и выплевывает слабость»,– сказала Бэйла. Затем умерла в поле.
Рока знал, что это тоже правда, как знал, что Букаяг улыбается теми же губами, что и Рока. Он помнил вкус человечины, даже покачивая малыша у себя на коленях. И в своей Роще – растерянный, полный надежды и ужаса – Рока вытер слезы.
* * *
–Виноват.
Фарахи вздохнул над книгой. Они с Хали наконец остались наедине, и он слышал, как она слишком усердно расчесывает волосы, но в остальном ведет себя чересчур смирно.
–Я знал, что он не причинит ему вреда. Я бы не стал этого делать, имейся хоть малейший шанс.– Фарахи водил глазами по странице в своей книге, не читая. Кейл сейчас был со своей нянькой, а его братья в другой комнате – и все наверняка спали под охраной преданных людей.
–Я тебе верю.
–Тогда что не так?
Обычно, когда она злилась, то говорила «ничего», и ему приходилось давить, и лишь гораздо позже он узнавал правду.
–Ты и Кикай.– Она произнесла через плечо:– Тебе надо это исправить.
Фарахи отложил книгу и вздохнул. Как обычно, Хали удивила его, и хотя в данный момент это его раздражало, прямолинейность была одной из причин его любви к ней. И, конечно же, она была права.
–Я постараюсь.
Наконец она посмотрела на его отражение в зеркале и улыбнулась. Причесываясь, она сбросила бретельки с плеч, так что ее тонкая сорочка соскользнула вниз. Фарахи следил за ней взглядом.
–Завтра я возьму ее в плавание,– добавил он,– только нас двоих.
Сорочка продолжала сползать, и Хали, выгнув спину, отложила щетку, встряхивая своими длинными волосами.
–И?
–И я извинюсь за то, что сказал сегодня вечером.
Она встала; сорочка упала на пол. Затем нагая Хали поползла к нему по простыням, будто кошка.
–И?
–И я ненавижу эту игру.– Он отбросил книгу и стал ждать, зная, что совсем неубедителен.
–Ты любишь побеждать в ней. И?– Она остановилась, и в зеркале позади он увидел отражение ее округлостей.
–И я расскажу ей все о моих планах насчет Трунга.
Уж какие есть, подумал он, и я не сказал когда.
Она улыбнулась и придвинулась ближе, скользя вверх по его ногам, пока не легла ему на грудь, целуя в шею.
–Ты победил,– вздохнула она, словно смирившись, и с опущенными ресницами воззрилась ему в глаза.
Фарахи никогда не требовалось говорить ей, чего он хочет или как. Она читала его так же, как он читал свои книги, мгновенно откликаясь на каждое его прикосновение, как будто они были мужем и женой всю свою жизнь.
Они занимались любовью, пока не погасли свечи, давно забыв об игре, и спали как убитые.
Фарахи явились его безумные сны о смерти и разрухе. Проснувшись, как всегда, еще до пробуждения города, он покинул постель так, чтобы не потревожить любимую. Позже он сидел в одиночестве за одной из множества конторок в комнате, выходящей на восток, и записывал то, что увидел.
