Солнце померкло, и принцесса вздрогнула от неожиданности. Кулак Роки сомкнулся на ручке ее зонтика прежде, чем Кикай уловила движение, и она отдернулась. Ее журнал упал с колен и чуть не свалился за борт; несколько бумаг улетели в море.
–Проклятие!
Она вцепилась обеими руками в то, что осталось, и потеряла свою шляпу, стоило ремешку соскользнуть с подбородка. Она уставилась на варвара, взглянувшего на бумаги, возможно, с некоторой долей огорчения.
–Простите, я хотел…
–Напугать меня? Что я тебе велела? Что я только что сказала?
Он был так близко, что она обоняла густой запах его чужацкого пота.
–Я не намеревался, я хотел подержать это, выказать… сделать, как вы просили…
–Посмотри на себя!– Кикай встала, едва не заорав.– Ты омерзителен! Такой уродливый, что твоя собственная мать наверняка пришла в ужас при виде тебя! Естественно, я подскочила! Ты так и не научился манерам с этой твоей огромной, умной башкой?– Она схватила зонтик в его руке. Но дикарь совершенно застыл, будто парализованный, и не отпускал.
Кикай взглянула в странные глаза варвара и увидела обиду. Он вдруг стал похож на ребенка, готового забиться в угол и разрыдаться. Ее гнев улетучился, как бывало всегда, сменившись сожалением по поводу своей вспышки и, возможно, некоторым презрением к мягкости Роки.
–Хорошо, я…– Она хотела сказать «извиняюсь», но утратила дар речи.
Рока резко выпустил зонт. Он потянулся к ней и застыл, словно в агонии, затем нетвердым шагом пересек суденышко, закачавшееся так, что Кикай пришлось схватиться за что-то, чтоб не упасть.
С диким криком он выхватил из-за пояса длинный нож, схватил за волосы лоцмана и одним свирепым ударом наполовину перерубил тому шею. Кровь забрызгала дерево, парус и руль.
Рока вопил и колол умирающего ножом снова и снова, после чего полностью оторвал ему голову с ужасающим звуком раздираемой плоти. Обезумевший ни с того ни с сего дикарь взревел, швыряя куски бедняги за борт, как наживку. Все это время Кикай не шелохнулась.
Ее желудок судорожно трепетал от шока при этом зрелище. Ее ноги подкосились: она тотчас же поняла, что оказалась в ловушке на море с безумцем.
Рока бормотал себе под нос – бессмысленные звуки, а может, что-то на своем языке. Зубы его были оскалены, голова моталась взад-вперед, рычание и шипение то замолкали, то возобновлялись.
Разум Кикай словно заклинило. Она чувствовала себя беспомощной, запертой в клетке с диким, больным животным. Она могла только смотреть на лужу крови, еще недавно наполнявшую человека.
Рока приложил красные ладони к своему пятнистому лицу. Взгляд его медленно, но верно поднимался, пока не встретился с ее глазами.
–Это должна была быть ты, дура.– Его грудь вздымалась, острые зубы обнажились.– Наша мать любила нас,– прошипел он с глубокой горечью, подчеркнуто, словно подначивая Кикай возразить. Его трясло, а в голосе вдруг появился акцент.
–Я… уверена, что любила. Я погорячилась.
Он сказал «нас»?
Великан двинулся вперед, с трудом делая каждый шаг. Кикай отступила так далеко, как только смогла, и подумала, не прыгнуть ли ей в воду, но слишком замешкалась.
Огромные руки отмели ее протесты и обвились вокруг ее шеи прежде, чем Кикай успела закричать. Губы варвара искривились, как у пса, и он выгнул женщину назад, так что она повисла над водой.
–Бэйла была доброй и смелой, хорошей и любящей. Совсем не похожей на тебя, принцесса, или на меня. Я знаю, тот палач служил тебе, о да. Я знаю, ты прикидываешься дурой, но слуги живут в страхе перед тобой – как и, несомненно, весь Шри-Кон. Я знаю о твоих играх и обманах и о том, что прячется под этой маской. Чудовищам не скрыться от чудовищ.
Он дышал так, словно боролся с желанием свернуть ей шею; его мышцы напрягались, но сила его хватки не менялась.
–Никогда. Не заикайся. О моей матери. Никогда, никогда, никогда, никогда!– Его грудь ходила ходуном.– А не то я преподам тебе урок страданий. Ты поняла, холеная принцесса?
Кикай кивнула, потому что не могла говорить. Она ощущала только склизкую влагу на пальцах Роки, а теперь и на своем лице и волосах, близость его лица и его гадкое дыхание, вторящее ее собственному.
Внезапно он отпустил ее и попятился. Его лицо сморщилось, будто в замешательстве, руки были по-прежнему вытянуты и полуобвиты вокруг невидимой шеи. Он посмотрел на забрызганную кровью лодку; его глаза выражали сожаление.
–Я… я приберусь… тут и отвезу нас в Бато,– сказал он, и его голос звучал теперь отдаленно, как будто во сне, вновь с безупречным акцентом Пью.– Лоцман,– его рот открывался и закрывался, и он выглядел, наверно, пристыженным,– он умер от внезапной хвори.– Дикарь, начерпав ведерком воду, обтер себя, а затем смыл лужу крови.
Кикай нагнулась и набрала в ладони морскую воду, чтобы ополоснуть кожу. Она закрыла глаза и попыталась унять дрожь. Она знала, что не должна выказывать страх перед диким животным.
–Я заметила, что он выглядел бледным,– сказала она, когда удостоверилась, что ее голос не дрогнет.– Потом он стал трястись и кашлять кровью, а через несколько минут свалился и умер. Я… не хотела плыть вместе с трупом, поэтому ты выбросил его за борт, для моего удобства. Спасибо.
Гигант промолчал, бросая остатки тела лоцмана в воду.
–Теперь я прочту молитву,– сказала Кикай, все еще силясь прийти в себя. Ее ум, по крайней мере, снова начал работать, и она сознавала, что придется выплатить семье лоцмана компенсацию.– Ты знал его имя?
Рока покачал головой. Закончив приводить себя в порядок, он приступил к управлению судном, повернувшись к ней спиной.
Кикай попросила добрых духов спрятать труп от морских богов, чтобы те не воскресили лоцмана в обличье глубинного монстра. И еще попросила их защитить ее от этого безумца и позволить ей дожить до того, чтобы снова увидеть сушу.
Молясь, она дала себе и духам сакральный обет, что пойдет на всё, если придется: она пообещала, что если доживет до того, чтобы увидеть берега своего города, Рока однажды умрет в криках.
Она понимала: Фарахи был обманут – возможно, даже подвергся влиянию какой-то чужацкой магии – и каждое мгновение, проведенное в присутствии этой твари, подвергало его опасности. Ее брат великий человек и великий король – король, в котором нуждается и которого заслуживает Пью. Но ему нужна защита – от самого себя, от своих врагов и от своего «друга». Как всегда, Кикай намеревалась ее предоставить.
* * *
Арун сидел на пляже, скрестив ноги. Он боролся со своим нетерпением, думая о настоящем – птицах, смеющихся, когда прилив приносил их ужин, сильном теплом бризе и танцующей сени пальмовых листьев наверху.
Но вопреки всем попыткам успокоиться он ощутил трепет робкого удовольствия, когда увидел лодку Роки.
